Александр Тамоников - Лжедмитрий. Царская плаха

Губанов откинулся на спинку стула.

– Несложно догадаться, чем именно. Он сделает все, дабы привлечь Дмитрия к римско-католической церкви, что тут же поставит жирный крест на всех наших усилиях. Католик никогда, несмотря ни на какое право на престол, не станет русским царем. Не понимаю, зачем ты связываешься с этим нунцием.

– Погоди, Иван Петрович, не горячись. Нунций прекрасно все понимает. Он человек крайне осторожный. Об обращении царевича в католичество речь не идет. Дело в том, что Рангони имеет немалое влияние на короля Сигизмунда, который должен будет принять и признать Дмитрия. Иначе тот не получит должной поддержки в Речи Посполитой.

– Ну если так, то хорошо. Однако этот ход с нунцием надо как следует обдумать.

– У нас есть время.

– Есть, но его остается все меньше.

– Согласен, но и торопливость пойдет только во вред.

– С этим согласен и я. Значит, подведем итог, Адам Александрович. Ты вводишь царевича в свиту, признаешь его, оказываешь ему почести, полагающиеся по чину, подыскиваешь невесту. Далее смотрим и размышляем.

– Возможно, не в той последовательности, какую ты определил, Иван Петрович, но по сути так.

– Хорошо.

4 июля после завтрака и утренней молитвы в палаты Отрепьева явился хозяин усадьбы.

– Доброго здравия тебе, пан Дмитрий.

– И тебе того же.

– Пришел сказать, что приехал князь Вишневецкий. Он прислал человека, который сказал, что его господин ждет тебя.

– Так мне ехать в замок князя Вишневецкого?

– Да. Ты видел крепость в центре города?

– Это замок, что стоит на возвышенности?

– Да.

– Видел.

– Это и есть резиденция князя.

– Мне ехать одному?

– Тебя проводит и представит Мазур. Он подтвердит, что ты и есть мой гость.

– Уразумел.

Хозяин усадьбы ушел.

Отрепьев надел шелковую рубаху, накинул на нее жупан, потому как с утра было довольно прохладно, нацепил саблю, закрыл голову четырехугольной шапкой-рогатывкой, популярной среди шляхты, вышел во двор. Там у коней стояли помощник пана Гритенского Чарек Мазур и Андрюша Холодов.

Отрепьев подошел к нему.

– Здоров был, Андрюша.

– Здорово, пан вельможный. – Холодов усмехнулся.

– Эту одежду приготовил мне пан Гритенский. Неудобно в ней.

– Привыкай. Тебе еще долго придется ходить в этом платье.

– Кто знает. Пан Гритенский сказал мне, что из Киева вернулся князь Вишневецкий. Он хочет меня видеть.

– Вот оно что. Так ты, значит, к нему?

– Да, прямо сейчас. Как-то не по себе мне, Андрюша.

– Пустое. Князь Вишневецкий наверняка знает о тебе очень многое, если не все.

– От Губанова?

– От тех людей, которые стоят над тобой.

– Интересно, что скажет князь?

– Так езжай и услышишь.

– Твоя правда. Тебе бы со мной, но Гритенский сказал, что Вишневецкий ждет только меня.

– Не боись, Гриша, все будет хорошо. Ты бумаги и крест наперсный взял?

– Взял.

– Правильно. Не суетись. Это игра, Гриша, вернее, часть таковой. Не удивляйся, когда Вишневецкий станет допытываться, как ты выжил, где скрывался от Годунова. Говори то же самое, что и всегда, спокойно, с достоинством. Ведь ты наследник престола, сын Ивана Грозного.

– Ох уж мне эта игра.

– А я уж думал, тебе по душе такое положение.

– Не скрою, по душе, но когда приходится встречаться с такими вельможами, невольно оторопь берет. Это не в куренях казацких!

– Езжай!

– Да.

Отрепьев оседлал коня. То же самое сделал Чарек Мазур. Они выехали за пределы усадьбы Гритенского и вскоре уже были на мосту, переброшенном через широкий и глубокий ров с водой, отрезающий путь к замку с трех сторон, от города в том числе. С запада владения князя Вишневецкого защищала река.

– Это целая крепость, – проговорил Отрепьев.

Мазур кивнул.

– Да, крепость. Попасть во владения князя можно только по этому мосту, который в случае опасности разбирается.

– Вал и частокол! У нас и города-то целые хуже защищены.

– Адам Александрович не строил замок, он достался ему в наследство.

От ворот к ним обратился ратник:

– Чего встали, паны? Заезжайте.

Всадники проехали во двор, где стоял рослый мужчина лет тридцати, окруженный тремя гайдуками.

Он поприветствовал Мазура и спросил у Отрепьева:

– Ты и есть московский вельможа?

– Да, а ты кто такой?

– Помощник князя Вишневецкого, Богуслав Козур.

– Князь во дворце?

– Где ж ему быть?

– Веди к князю, Богуслав Козур.

– Я возвращаюсь, – сказал Мазур.

– Возвращайся, – заявил Отрепьев, хотя Мазур не нуждался в его разрешении.

В зале приема гостей в кресле сидел седовласый вельможа.

Козур представил гостя:

– Пан Дмитрий, из Москвы, князь.

Вельможа кивнул, взмахом руки отпустил помощника.

Отрепьев остался наедине с Вишневецким. Князь рассматривал его столь пристально, что Григорию стало неловко.

– Извиняй, князь, – проговорил он. – Я похож на что-то, доселе тобой невиданное?

Хозяин замка улыбнулся.

– С норовом! Нет, Дмитрий, ты похож сам на себя. Проходи, присаживайся, поговорим. – Князь указал на кресло напротив.

Отрепьев снял головной убор и сел.

– Значит, вот ты какой, законный наследник русского престола.

– Такой, какой есть.

– Признаюсь, у меня нет доверия к тому, что ты и есть чудом выживший царевич. Но Константин Константинович сказал, что у тебя имеются доказательства твоего царского происхождения. Это так?

– Так, князь!

– Покажи, что имеешь.

Отрепьев извлек из-под жупана мешочек, достал из него бумаги.

Вишневецкий принял их, прочитал, вернул.

– Что еще?

Григорий показал ему наперсный крест.

Его пан Вишневецкий разглядывал дольше, затем поднялся и четко проговорил:

– Рад приветствовать в своем замке законного наследника русского трона, великого князя Дмитрия Ивановича.

Отрепьев тоже встал.

– А я рад, князь, что у тебя не осталось сомнений в этом.

Вишневецкий позвонил в колокольчик.

Объявился Козур.

– Вина лучшего сюда, Богуслав, и фруктов.

– Слушаюсь, вельможный пан.

Вишневецкий и Отрепьев опустились в кресла.

Козур принес бутылку красного вина, бокалы, порезанные яблоки, груши прошлогоднего урожая.

Вино заискрилось в хрустале, наполнило залу непередаваемым ароматом.

Вишневецкий отпустил помощника, понял бокал.

– За твое спасение, великий князь.

Отрепьев кивнул, отпил несколько глотков.

– Прекрасное вино. Честно говоря, такого еще не пробовал.

– Это испанское вино. В год производится всего несколько десятков бутылок, расходящихся в основном по королевским дворам. Кое-что перепадает и мне.

– Немудрено, что вино такое.

Отрепьев слегка захмелел, но полностью владел собой.

Как и предугадал Холодов, князь Вишневецкий начал расспрашивать человека, которого он признал царевичем Дмитрием, о жизни в Угличе, о спасении, интересовался, кто скрывал его столь долгое время.