Сергей Зеленин - Реинкарнация

Я вовсю прикалывался, немного освоившись. Прокопию же — прадеду моему, было вовсе не до смеха. Он лихорадочно соображал:

— Так, Вы, ж… Вроде ж, с бородой были…?

— А ты, наоборот — без бороды был! — громче прежнего, расхохотался я.

И вправду, что-то весело мне стало. Обратная связь, что ли…

Прадедушка — он же Племяш, озадаченно чесал молодую поросль на лице, которую позже обзовут бородою. На старинных фото, она у него, такая окладистая была…

Обстановку разрядила старушка. Она кинулась ко мне и обняла, со словами:

— Димочка дорогой вернулся! Не думала уж, что и доживу, но Господь сжалился!

Её слезы оросили мою парадную тёмно-серую „визитку“… Так… Быстренько соображаем, кем может быть эта старушенция — так кстати объявившаяся, Дмитрию Павловичу… Не мать, точно! Та, уже давно умерла… Может, тётя?

— Как схоронила Максимушку с Ксюшей, да с деточками, всё думала: а, почему и меня Господь не приберёт? — продолжала рыдать та, — а вот, оказывается для чего: вернул он Димочку своей нянюшке…

Ага! Няня, стало быть… Ну, да! Принято было в богатых домах кормилец да нянек для своих детей держать. Некоторые так привязывались, что как родные были.

— Ну вот, теперь и помирать можно…

— Да что Вы, Нянюшка! Рано Вам ещё помирать! Сейчас то — самая жизнь и, начнётся! Скоро и, у Прокопия детишки пойдут… Или, уже пошли? — в свою очередь, крепко обнимая, так кстати вставшую на мою сторону Нянюшку, сказал я. И спросил у „Племянника“, — племяш, ты ещё не женился?

— Нет ещё…, — по ходу, племянник продолжал крепко чесать репу, — а, где Вы были, дядя? Где так долго пропадали?

— Я был там, где родственников принято в доме расспрашивать. Или, пока я в Америке был, обычаи на Руси поменялись? — перешёл я на суровый тон.

В конце то, концов: я старший в семье — я в своём праве, а мне какой-то молокосос мозги пудрит!

Надо сказать, племянника это всё не смутило:

— „В Америке“?! Ну, раз Вы мой дядя — Дмитрий Павлович, то Вы у себя дома. Так, что проходите… Афоня! Какого стоишь? Неси вещи, хозяин вернулся.

В его голосе чувствовалась, конечно, ирония и недоверие — но и, какое-то — еле заметное, облегчение.

Войдя в дом, по-моему, это помещение называется горница или светлица, точно не помню… Парадная комната, короче. Итак, войдя в комнату, я перекрестился на иконы, висевшие в углу и, по-хозяйски расселся за столом. Вид принял такой, как будто мне всё здесь с детства знакомо…

На вернувшегося из Америки „хозяина“ сбежалась поглазеть, видимо вся наличная прислуга — ещё человек пять различного возраста и пола: от десятилетнего мальчика — по ходу, на побегушках, до ещё одной старушки — по запаху исходящей от которой, можно предположить, что она является работницей кухни. Однако, сколько ртов! И как только Племяшу удаётся — при его то финансовом положении, прокормить столько народу?!

Дополнительно, из магазина подтянулся здоровый, бородатый приказчик, лет сорока пяти — пятидесяти. Личность, вроде, знакомая… Аааа! На старинных семейных фотографиях частенько встречается. Правда, опять же — не знаю, кто такой…

— Вот, Клим… Дмитрий Павлович вернулся из Америки…, — представил меня Племяш своему, по ходу, приказчику, — признаёшь, ли?

Нерешительно постояв в дверях, анализируя ситуацию, тот неожиданно поздоровался:

— Доброго здоровьица, Дмитрий Павлович!

Приветливо кивнул ему, как старому знакомому, я ответил:

— Здорово, Клим! Рад тебя видеть живым и здоровым!

— А, точно это мой дядя — Дмитрий Павлович, Клим? — не унимался Племяш.

Клим, подойдя ближе, пристально в меня вгляделся.

Все ожидающе притихли: Племяш скептически — с иронией улыбался, другие старательно прятали глаза и, только Нянюшка изредка всхлипывала, с любовью на меня поглядывая…

— Трудно сказать… Вроде, похож! Возмужал, возмужал, конечно…, — Клим, по ходу, терзался жесточайшими сомнениями, — без бороды узнать трудно… Вот, если б бороду и усы… Нет, не похож!

Тем временем, Афоня, кряхтя, занёс вовнутрь мои вещи — первые два огромных чемодана и, со стуком поставил их на пол возле двери.

— Осторожно, чёрт криворукий! — заорал я на него, — товар мне не побей!

Клим посмотрел на эти чемоданы — даже на вид, тяжёлые, и:

— Да, как не признать стерлиховскую кровь?! Её, ни с какой другой, среди мильонов не попутаешь!

— Ну, давно бы так! А, то: „похож, не похож…“! Устроили тут ромашку… Чуть не ушёл от вас! — пробурчал я, — …Клим! Ты бы помог Афоне, а то не ровен час разобьёт что, этот увалень!

Клим помог и, минут через пять весь мой хабар был в доме, а один чемодан поменьше и пару саквояжиков — с подарками членам семьи, я велел положить на стол и сам открыл его.

Ну, что? Начинается раздача слонов…

— Вот, тут я подарки вам приготовил, — открывая один из чемоданов сказал я, — правда не думал, что Максим — брат, умер… Только вчера на постоялом дворе узнал. Царство ему небесное…

Я опять перекрестился на иконы. Присутствующие последовали моему примеру…

— Ну, тогда всё тебе, Прокопий, достанется, — я достал карманные часы челябинского часового завода „Молния“ и вручил их обалдевшему „племяннику“. Действительно, обалденные часы! — это, вот, лично для тебя вёз… Носи их и, помни: время — это тоже деньги!

— Даже не знаю, как благодарить, дядя…, — растерянно-радостно промямлил обалдевший „племянник“.

А расчёт, то мой, был верен!

Ирония и скептицизм из Племяша-прадеда куда-то моментом безследно улетучились! Ну, ещё бы! По ходу, ожидал, когда я начну денег просить — чтоб меня за самозванство прищучить, а тут — как раз, всё наоборот!

— Да, не надо никак благодарить! Мы же одна семья, а в семье принято добро делать друг другу и, не ждать за это какой-то особой благодарности… Ведь, так?!

— Так, так!

— А это вот, Максиму вёз, барыши подсчитывать…, — тяжело вздохнув, я достал из отдельного саквояжа арифмометр, — теперь, ты будешь… Барыши то, хоть есть? Есть, что подсчитывать?

По кислой физиономии Племяша, было видно, что с барышами пока напряжёнка…

— Ну, ничего! Теперь будут… Это я тебе говорю!

— А, что это?

— Я же сказал: это машина деньги считать… Ну, или ещё что — что считать надо. Потом научу, как на ней работать.

Жгём дальше, пока не очухался:

— Думал, ты женился — подарок вот, твоей жене вёз…, — я слегка напрягся. Была опаска, что в связи с моим вмешательством Прокопий — мой прадедушка, разбогатеет раньше времени и женится на другой девушке… Не на моей прабабушке.

Племяш заметно покраснел:

— Помолвлен… Ещё, отец нас помолвил.

— На ком, если не секрет?

Он достал, открыл и показал мне медальон:

— На Аннушке. Дочери купца Ерофеева…

На фото, без всякого сомнения, была моя прабабушка. Хотя и, в очень юном возрасте. Лет десять ей, не больше. Я помню её по фотографии, когда она была очень молодой. На сердце заметно отлегло.