Сергей Зеленин - Реинкарнация

— …Только, её отец сказал, что выдаст Аннушку за меня — только тогда, когда я гильдию нашу восстановлю.

— Восстановишь, зуб даю! — повеселел я. По ходу, срослось! Признал меня „племянник“, — ну, раз помолвлен, то держи подарок будущей невесте!

Я преподнёс ему те самые — изумительной красоты маленькие женские серебряные часики, с небольшими искусственными камешками — что, некогда купил своей возлюбленной… Ещё не зная, что она — уже бывшая возлюбленная! Я, к тому времени, их уже хрен его знает, сколько „отксерил“. Как и, золотой „Полёт“ с „Командирскими“… Пришло время их раздаривать и, по большей части — продавать! Ну, на этот счёт у меня были особые планы…

Все, так и ахнули… Восторгу же, Прокопия не было ни, видимых границ ни разумных пределов. Вообще-то, по рассказам, мой прадед был предельно спокойным и невозмутимым… Что-то не похоже! Он повис у меня на шее, блин… Бегемотик такой! Спину сломает, а мне ещё хабар из будущего на ней таскать!

— …Это вот, хотел Ксении — жене Максима подарить, — снова помрачнел я, — но… Пусть, тоже для твоей Аннушки будет.

— Что, это? — спросил Прокопий, беря в руки очень красивую коробку.

Ну такую красивую, что сама в руки просится!

Умеют во Франции двадцать первого века делать парфюмерию!

— …Это косметичка. Сам не пользовался, многого рассказать не могу. Вот это губы красить, это тени… Кажись, это румяна… Ну, это маникюрный набор — ногти там, стричь и пилить… Вот и, лак для ногтей… Короче, разберётся! Бабы в таких делах догадливые.

— …Это наборы духов. Для племянниц — твоих сестричек, вот вёз… Эх, эхэх, эхэх…, — повздыхал я, — пускай тоже, твоей Аннушке достанется.

— …Братику твоему младшему, вот! Автоматическую ручку с анилиновыми чернилами и чертёжный набор хотел подарить… В гимназию, поди, ходил уже?

Племяш печально кивнул.

— Как же, так?

— Холера…

— Если уж купцы семьями вымирали, то, что о простолюдинах говорить? Много померло?

— Простых и. отпевать не успевали, в известковых ямах — как собак закапывали… Посреди Волги баржу поставили, туда и свозили холерных. Поговаривают, — Племяш перешёл на шёпот, — что умерших, в Волгу скидывали…

Мы оба помолчали. Я подумал, что экологию сброшенные в Волгу холерные трупы не улучшали…

— И, что? Так и, будем смиренно ждать? А, вдруг и, ты с Аннушкой и с детьми, вот так?

Племяш испуганно на меня взглянул:

— А, что делать?

— Я тебе потом скажу, что делать…, — борьбу за снижение людских потерь России в целом, я решил начать с уменьшения потерь Нижегородской губернии в частности, — пока же, давай помянем безвременно усопших…

— …Чуть не забыл! Вот же, голова — два уха!!! Нянюшка! Я ж, Вам тоже подарок привёз!

Вообще-то, я не ей конкретно вёз… Просто, справедливо полагая, что у Дмитрия Павловича могут быть неведомые мне родственницы по женской линии, я на всякий случай приготовил подарки и им. Женщины имеют очень цепкую память на близких… С нянюшкой, мне просто не по-детски подфартило!

— Вот, возьмите, Нянюшка, специально Вам из самой Америки вёз! — что может быть лучшим подарком для женщины в возрасте, чем красивый платок? А, тут их целых три! Да ещё и, оренбургская пуховая шаль! Старушка, по-новой разрыдалась. Еле успокоилась.

Мне так понравилось радовать своих предков подарками, что я не сразу смог уняться и, одарил всякой мелочью всех — без исключения, присутствующих… Мальчик на побегушках получил от меня простой — ещё советский перочинный ножик, а Клим — блестящий китайский, в звездатом чехольчике…

Тем временем служанка, звали её Марфой, принесла кое-что на стол. Не шибко много — племянник извинился: не ждали, типа…

— Да! Сам я виноват — надо было телеграмму дать…, — успокоил я его.

Народ рассосался по рабочим местам, а мы с Племяшом занялись своими делами. Первым делом загнав „Хренни“ в одну из пустующих конюшен, мы с Племяшом нацелились слегка „перекусить“.

Основная пьянка ожидалась вечером. Прокопий позакрывал все свои магазины — в количестве аж целых трёх штук и, разослал служащих из них — которых у него оказалось всего семеро, приглашать гостей. Тех ожидалось человек пятьдесят — все как один купцы. Тут же, по его распоряжению, откуда-то налетело куча народу приготавливать светлицу к грандиозной пьянке. Толпа женщин проследовала на кухню готовить нам ужин… Если честно, я не совсем соображал, что происходит! Пытался, было отговорить племянника от „зрящных“ затрат, но племянник остался непреклонным:

— Не знаю, как там у вас — в Америке, а у нас — а России принято, даже из последних денег, встречать издалека вернувшегося родственника, тем более старшего в роду…, — по ходу, ему было стыдно за свои колебания при нашей первой встрече…

— Ладно, ладно, Племяш! Понимаю — обычай… Ты только, ни у кого не вздумай в долг занимать. Если что, то я тебе денег, так дам — безвозмездно!

Но, Племяш был непреклонен — не знаю, как выкрутился, но „безвозмездно“ у меня не взял…

Пока происходил весь этот кипеж, мы с племянником расположились в одной из комнат и „разогревались“ бутылкой „Кристалла“, что я из „Америки“ привёз. Тут же пристроилась и Нянюшка — ей тоже пясюрик налили… Старушка, всё никак не могла на меня налюбоваться и поминутно плакала, вытирая глаза одним из моих платков. Она их, все три на себя одновременно надела…

Пока — по чуть-чуть, „разогревались“, я рассказывал Племяшу свою „легенду“. Мешало то, что поминутно его отвлекали насчёт предстоящего гуляния… Так, что он выслушивал её, „легенду“ урывками — между отдаванием всяческих распоряжений… Так, оно и, к лучшему — не заметит Племяш всяческие неточности и шероховатости, которых, хоть пруд пруди… История-то, шита белыми нитками!

— …Как ты сам знаешь, Племяш, по молодости я был раздолбай ещё тот…, — по лицу прадеда пробежала понимающая усмешка. Ох, чую, напорол тут косяков Дмитрий Павлович, а мне теперь расхлёбывай! — и, короче, дошёл я до ручки. Денег нет, долгов — как шелков, отдавать надо — а, нечем… Сижу я в своём имении и, думаю: что делать? Давай-ка выпьем, что-то мне муторно… Как вспомню…

— …Ну, думал, думал… Ничего не придумал. Пойду-ка, думаю, утоплюсь…, — Племяш испуганно-перепуганно начал креститься, Нянюшка, по-моему, от пясюрика окосела и ничего не поняла, — пошёл я на Волгу и кинулся с обрыва в реку… Ну, как эта… Как, её?! Из „Грозы“…

— Да, грех же! — воскликнул Племяш. Тут, кто-то вошёл за указанием и мы прервались. Отдав распоряжение, Прокопий продолжил, горячо прошептав, — как Вы могли, дядя!

— Бес попутал, не иначе. А, может, наоборот? Господь надоумил… Пути же Господни неисповедимы… По крайней мере, мне это на пользу пошло. Только не говори никому, а то все топиться кинутся! А на всех, у Господа Бога, ништяков однозначно не хватит…