Леонид Уманский - Ловушка времени

Представь себе такую картину: толпа евреев высыпала на улицу и требует, чтобы вражеский оккупант казнил их соплеменника по сфабрикованному ими, евреями, обвинению, причем заранее возлагают вину за эту незаконную казнь не только на себя, но и на своих еще не рожденных потомков.

Совершенно невероятной выглядит сцена, когда грозный и жестокий наместник Пилат, которого в конце концов римские власти отозвали из Иудеи за бесчеловечное обращение с населением, умоляет евреев одуматься и оставить Иисуса в живых. Но беснующаяся толпа евреев продолжает настаивать на казни, и «несчастный» Пилат отступает, заранее объявляя, что он не виновен в этой казни. Ну, мыслимо ли представить себе такое?

– Я согласна, – говорила Тали, – что это выглядит как явная попытка обелить римскую власть, и это вполне естественно. Но если римский наместник не виновен в смерти Иисуса, то кто-то же должен быть виновен! Вот и получается, что кроме евреев некого было обвинить, так что евреи пострадали случайно.

– Да нет, не случайно, – настаивал Кравченко. – Ведь авторам Евангелий вполне достаточно было сказать, что виновата еврейская аристократия, которая была в оппозиции к своему народу, но авторы явно пожелали усилить эффект. Они возложили вину не на кучку богачей, а на весь народ, втянув сюда и будущие поколения евреев.

– И по этому единственному эпизоду ты делаешь вывод об антисемитизме всех Евангелий? – удивилась Тали.

– Единственному эпизоду? – взвился Кравченко. – Возьми Евангелие от Иоанна, оно все пропитано антисемитизмом. Чего стоит один этот пассаж, когда Иисус говорит евреям: «Ваш отец диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего. Он был человекоубийца от начала...» А когда евреи требовали у Пилата: «Распни его!», а он им в ответ говорил: «Я распинаю царя вашего», и они кричали, что нет у них царя, кроме Кесаря… Это евреи-то, которые постоянно бунтовали против Рима! Как ты к этому отнесешься? Во всех Евангелиях, а в Евангелии от Иоанна особенно, проводится мысль, что именно евреи убили бога, превратившись в народ-богоубийцу. Не забудь также, что из двенадцати учеников Иисуса все Евангелия на роль предателя намеренно выбрали Иуду из-за созвучия этого имени со словом «иудеи».

– Ну, это уже смахивает на паранойю, – рассмеялась Тали.

– Никакая это не паранойя! – негодующе произнес Кравченко. – Большинство христиан до сих пор считают, что слово иудеи происходит от имени Иуды Искариота, предавшего Христа. Это был сильнейший тактический ход, оправдавший себя на протяжении веков.

Такие баталии происходили у нас в тот период почти ежедневно.

Честно говоря, мне это было мало интересно, а Тали, казалось, увлеклась этой темой. Я еще много раз видел у нее на столе среди бумаг книгу Нового Завета.

В одну из наших встреч перед вторым путешествием Тали спросила:

– Владимир, а в чем я отправлюсь в Древнюю Иудею?

Вопрос был настолько неожиданным, что мы с Кравченко недоуменно переглянулись.

– В каком смысле?

– В том смысле, что я хотела бы знать, во что я буду одета.

Мы с Кравченко громко рассмеялись. Женщина всегда остается женщиной. Когда Владимир принес мне одежду Древней Иудеи, мне и в голову не пришло капризничать или критиковать ее фасон. Я принял все как должное и просто стал учиться надевать и носить эти вещи.

– Тали, вечернее платье придется оставить дома, – сквозь смех сказал Кравченко.

– Но я хочу знать, во что одевались женщины в те времена, – заупрямилась Тали.

– Женщины одевались примерно так же, как мужчины, только сверху носили накидку, закрывающую голову и плечи, – объяснил Кравченко.

– Я ни за что не поверю, что женская одежда ничем не отличалась от мужской, – настаивала Тали.

– Почему ничем, размером... – пошутил Кравченко. – А если серьезно, то, очевидно, отличия были: более тонкая ткань, более яркие цвета и, вполне возможно, немного другой фасон. Только у нас нет образцов женской одежды, поэтому придется попросить нашего прежнего портного сшить для тебя одежду, похожую на мужскую, только меньшего размера. А когда мы окажемся в Иудее времен Христа, купим тебе платье в местной лавке.

– Нет, так не пойдет, – Тали деловито встала, – я хочу сама выбрать фасон одежды. Мне нужно, чтобы ты, Владимир, познакомил меня с этим портным. Я объясню ему, как надо шить. И цвет тоже очень важен. Никогда не поверю, что в Древней Иудее мужчины и женщины одевались одинаково!

Кравченко вздохнул и согласился.

Глава 5,

которая окончательно определяет мою судьбу

К нашему общему удивлению, работа по созданию портативного хроноскопа продвигалась настолько быстро, что через несколько месяцев можно было ожидать реальных результатов. Принцип функционирования нового прибора был, разумеется, тот же самый, но теперь устройство могло уместиться в кармане пиджака, при этом радиус хроноволнового туннеля оставался прежним.

Срок второго путешествия приближался, и Кравченко все больше нервничал. Он, конечно, понимал всю ответственность этого предприятия, предвидел трудности, которые могут возникнуть, и постоянно требовал обсуждений плана действий.

Владимир настаивал, чтобы мы с Тали спорили с ним и предлагали новые идеи. Кравченко говорил, что второе путешествие будет гораздо труднее и опаснее – к сожалению, он оказался абсолютно прав, – поэтому мы должны очень серьезно к нему готовиться. Необходимо предусмотреть любые неожиданности. Мы должны заранее все обсудить и расписать план путешествия, не пренебрегая даже мелочами.

Я же шутил, что, когда у нас будет портативный хроноскоп, мы, если что-нибудь забудем, всегда сможем перескочить в наше время и взять то, что нужно.

Оставалось определиться, в каком составе мы отправляемся в прошлое – все трое или я остаюсь.

– У каждого варианта есть свои преимущества и свои недостатки, – рассуждал Кравченко. – Если мы пойдем втроем, то, разумеется, будем чувствовать себя увереннее, но три человека больше бросаются в глаза, чем два. Кроме того, совершенно непонятно, кто мы такие и в каких отношениях состоим друг с другом.

– О шведских семьях тогда еще ничего не было известно, – улыбнулся я.

– Ты зря смеешься, Михаил, – заметил Кравченко, – ты уже, кажется, из опыта первого путешествия понял, насколько это неприятно, когда окружающие обращают на тебя внимание. Ты сразу превращаешься в параноика и можешь натворить глупостей. Помнишь, как ты ждал меня на площади перед главными воротами Лидды? Ты ведь очень тогда нервничал. А как ты ни с того ни с сего набросился на римского солдата в Эммаусе?

От этих воспоминаний мне стало не по себе.

– И что ты предлагаешь? – спросила Тали.