Геннадий Марченко - Чистилище

Как раз прозвучала команда: «Отбой», и я тут же забылся глубоким сном.

Утро началось с вопля шныря: «Отряд, подъём!» Шнырём, то есть дневальным по отряду, ещё с вечера назначили недалёкого запорожского крестьянина Митяя Жадуна, довольно щуплого малого лет двадцати пяти и на вид слегка глуповатого. Или простоватого, это как поглядеть.

– Слышь, пердильник, хорош порожняк гнать, побатонить не даёшь, – огрызнулся спавший через проход от меня Федька Клык, всё же нехотя выбираясь из-под относительно тёплого одеяла.

М-да, свежо, если честно. Тепло было только в радиусе нескольких метров от весело гудевшей огнём печки-буржуйки, притулившейся в начале коридора у входной двери. Рядом была сложена явно уменьшившаяся по сравнению с вечером кучка дров. Отопление, как я понимаю, тоже на совести дневального. Как-то я вчера пропустил момент с выбором Митяя на эту должность. Он что же, всю ночь за печкой присматривал, полешки подкидывал?

Однако, как бы там ни было, о централизованном отоплении здесь явно не имеют представления. Эх, сейчас бы зарядочку хорошую для сугрева, а потом жахнуть полулитровый стакан круто заваренного чая на целебных травах!

Почти все уже на ногах. Хотя вон Витёк под своей иконкой так крепко дрыхнет, что один из блатных поднимает его пинком сапога в бок. Витёк с перепугу подпрыгивает и под смех сидельцев бьётся кумполом о дощатый настил нар первого яруса.

– Стройся! – продолжает добросовестно надрываться Митяй, когда в дверях появляется подтянутый и вполне бодрый с морозца начальник отряда в сопровождении вооружённого винторезом сержанта.

– Ну что, орлы, выспались? Представляю, как после такого этапа хорошо спится, – улыбается Северцев.

Он отнюдь не производит впечатления садиста в погонах, вполне доброжелательный на вид тип. Впрочем, не будем раньше времени расшаркиваться, вполне вероятно, что под овечьей шкурой скрывается санитар леса.

– С вечера я успел изучить ваши дела, кто кем был в прежней жизни, – продолжал между тем капитан. – Учитывая, что среди вас действительно нет специалистов нефтяного и угольного промыслов, а некоторые и вовсе вели весёлую жизнь, воруя, грабя, насилуя и убивая людей, будем подыскивать вам и соответствующее занятие. Не в том смысле, конечно, что вы продолжите грабить и убивать, – поправился капитан под смешок уголовников, – а в том, что начнёте трудиться на благо советского общества. Труд когда-то сделал из обезьяны человека, надеюсь, и из вас он сделает достойных членов общества.

– Ага, уже бегу, бля, с киркой под мышкой, – раздался негромкий, но отчётливый комментарий с противоположного от меня конца строя.

– Кто это сказал? – зазвенел металлом голос Северцева. – Шаг вперёд.

Из строя с ленцой выдвинулся Меченый и нагло уставился на стоявшего перед ним капитана.

– Фамилия?

– Ну, Козьев.

– Без «ну»!

– Козьев, гражданин начальник.

– Статья и срок?

– Ты ж смотрел моё дело, начальник…

– Статья и срок, Козьев! – повысил голос Северцев.

– 136 (б) и 162 (г), по совокупности 10 лет без права переписки.

– Вор и убийца, одним словом. Ваше дело я читал, гражданин Козьев, это вы правильно заметили, просто хотел, чтобы и товарищи о вас побольше узнали. А то, может, кто по недоразумению считает, что вы попали сюда по ошибке, хотя у вас на лице написан род ваших занятий. На первый раз трое суток карцера. Ещё есть желающие посидеть в небольшом прохладном помещении?

Следом за Меченым последовали в карцер на те же трое суток ещё двое блатных – Федька Клык с одесского этапа и Гриша Крест с московского. У остальных желания пожить «в небольшом прохладном помещении» не возникло. Я тоже не собирался строить из себя блатаря. Тут все прекрасно знают, что по уголовной статье я чалюсь впервые, а в жизни простой докер, значит, вхожу в так называемую касту мужиков. [24]Особо выделяться и качать права я не собирался, уже догадывался, что способна сделать зона с человеком, тем более в эти годы, когда и конвойный имеет право тебя пристрелить за любой косяк, и блатные могут чиркануть среди ночи бритвой по горлу. Единственное, чего я не мог позволить в отношении себя, – это унижения. За свою честь я готов грызть глотки, пусть даже на кону будет стоять моя жизнь.

В этот момент тягостных раздумий Северцев, проходивший вдоль строя, на пару секунд задержался возле меня.

– Ваше дело я что-то не помню, или фотокарточка в деле не очень качественная… Фамилия?

– Осужденный Кузнецов, статья 142-я.

– Ага, Кузнецов, теперь вспомнил, вот только не успел ваше дело пролистать. Человека покалечили?

– Ну, если сломанную челюсть можно считать тяжким увечьем… Не считая ещё трёх разбитых морд.

– Вы что же, нескольких человек в одиночку избили?

– Выходит, так.

– И за что?

– Сидели с девушкой в кафе, а компания за соседним столиком начала её оскорблять. Попросил их вести себя скромнее, они не поняли, предложил выйти разобраться на улицу, они предпочли устроить драку в кафе. Ну я и помял их немного. А тот, кому я челюсть сломал, оказался сынком местного партийного начальника.

– Хм, – крякнул капитан, покачав головой. – С виду вроде не богатырь… Боксом не занимались?

Не буду же я говорить, что помимо бокса много чем занимался, о чём в это время ещё даже не имеют представления. И инструктором по рукопашному бою уже не представишься, теперь легенда другая.

– Да какой бокс, гражданин начальник! Просто у нас в деревне сызмальства все пацаны драться обучены, иначе, ежели за себя не постоишь, так и будешь постоянно с разбитым носом ходить. А ещё хуже, когда над тобой смеются. Так вот и пришлось с малых лет учиться кулаками махать.

– Надеюсь, это умение вам здесь не очень пригодится, у нас такие вещи пресекаются на корню. Осуждённые свои силы тратят на производстве, а не в драках… Кстати, – обратился ко всем капитан, – сегодня прибывает ещё этап, восемнадцать человек из Ростова-на-Дону, тоже будут зачислены в наш одиннадцатый отряд. Как раз барак полностью и заполнится. И чтобы к вечеру у каждого на бушлате был вышит его порядковый номер и номер отряда. Нитки и иголки возьмёт у завхоза под расписку ваш дежурный по бараку, вышивать будете сами. Номера я вам раздам. А сейчас строем в столовую. Все, кроме Козьева, Клыкова и Семенихина. Сержант, отконвоируйте заключённых в карцер. Там вас, граждане осуждённые, и покормят. Только меню, уж извините, будет попроще, чем у остальных.

Однако наш завтрак, состоявший из тарелки сечки и кружки мутного чая с куском чёрного хлеба, на который предлагалось намазать нечто напоминающее по вкусу маргарин, думается, не сильно отличался от того, чем потчуют в карцере. Если уж нас так кормят, то что же дают проштрафившимся?!