Владимир Рутковский - Сторожевая застава

Слушал Витька и вспоминал Ваньку Федоренка, что сомневался, есть ли у их Вороновки хоть какая история. Вот пусть бы услышал хоть десятую часть из того, о чем узнал Витька — его бы глаза на лоб вылезли! И у Кольки Горобчика, видимо, тоже. Хотя и говорят, будто он знает вообще все на свете.

Потом Жила куда-то отбыл и Витька присоединился к Поповичу. Тот горделиво возвышался на коне между группы пеших горошинцев. Олешко как раз закончил повествовать, как одолел половецкого богатыря Рутеню, и теперь перешел на рассказ о том, как он пленял Змея.

— Если бы вы знали, какой он стал послушный! — втирал Олешко — Вот вчера подхожу к нему и говорю:

«А ну, дай лапку»! И что вы думаете — дает! Разве косит глазами и скрежещет зубами. Но ничего — у меня не сильно поскрежещешь!

— А ноги у него большие? — поинтересовался лысоватый дед.

— Какие ноги? А-а, у Змея… Они у него как у ящерицы, только намного грубее — и Олешко изобразил объятия своими длинными руками — где-то вот такие толщиной!

— Ого! — сказал кто-то из задних горошинцев.

— А что уж половецкий дух не переносит! — вел далее Олешко — Этому я его сам научил. Поднесу ему к ноздрям половецкое седло, или еще что-то — и у него от ярости аж шерсть дыбом становится. Ох, и плохо придется тем поганцам, которые попадут в когти моего Змея!

— А разве у Змея есть шерсть? — усомнился кто-то.

Олешко на миг смутился. Однако лишь на миг.

— Неужто я сказал — шерсть? Вот видите, я уже отношусь к нему, как к своему Серку… — и Олешко любовно похлопал по конской гриве — Конечно, у него чешуя. И крепкая, как панцирь. Правда, Мирко?

Витька кивнул головой. А что ему оставалось делать?

Теперь внимание горошинцев было приковано к нему.

— Это не тот ли, что выбрался из Змеевой норы? — поинтересовался горошинец Лыдькова возраста.

— Ага, тот — подтвердил Олешко — он знает привычки Змеев, как свои пять пальцев. И Змей его, кстати, тоже слушается. Почти, как меня.

На них смотрели, разинув рот. Однако Витька заметил, что несколько мужчин, что смахивали на настоящих степняков, мрачно поглядывают на Олешка. А у одного из них, упитанного усача с шрамом через всю щеку, из глаз, казалось, аж искры сыпались от ненависти. Правда, стоило Олешку повернуться в его сторону, как на лицо усача всплывала льстивая улыбка.

Наконец Попович сказал:

— Эх, заболтался с вами! Мы же по делу приехали, должны кое-кого встретить на Гречнике. К тому же, надо еще и Печенегу привет передать от старых друзей. Деды, знаете, дня прожить не могут без того, чтобы кому-то не передать привет.

Толпа с пониманием закивала головами и расступилась перед Олешковым конем.

Когда Олешко отбыл от группы, Витька рассказал ему о своих подозрениях относительно усача с шрамом. Выслушав, Олешко похлопал по плечу своего младшего товарища.

— Молодец, Мирко! Зоркий у тебя глаз, зря, что еще пешком под стол ходишь… Думаю, не сегодня-завтра там — он махнул рукой в сторону степи — будут знать мои слова о Гречнике и прирученном Змее.

— Так зачем же ты о них говорил? — спросил Витька.

— Надо же было же о чем-то говорить. А о чем? Неужели о том, что дед Овсей остерегается половецкого нападения? Нет, пусть уже лучше у поганина поджилки подрожат от ужаса, чем у нашего деда.

Горошко Печенег проживал на отшибе, у болота. Его низкая, исклеванная ненастьем и порой полуземлянка пряталась за высоким, почти в человеческий рост, палисадом из колючего боярышника и шиповника. Тропы к его подворью почти не были видно. Похоже, односельчане не очень часто навещали старика.

Сам Печенег, приземистый дедуган с плоским круглолицым лицом, в меховой шапке и такой же безрукавке, смахивал на одного из тех каменных идолов, что их Витька насмотрелся дорогой к Горошину. Дед Печенег вышел из хаты и мрачно поглядел на дружинников. Когда Олешко соскочил с коня, Печенег пробурчал:

— Ты что, не мог весь Римов привести за собой?

И, не ожидая ответа, исчез за дверью. Олешко оглянулся на своих спутников, развел руками и пошел за ним.

Говорили они недолго. И, кажется, не о приятных вещах, потому что когда вышли из хаты, Олешково лицо было крайне озабочено. Попович взмахом руки подозвал к себе Жилу и Витька, и все вместе пошли к болоту.

Из берега в сторону высоких камышей было проложено немало проточков. Возле них стояли на привязи лодки плоскодонки. Печенег, прихрамывая, шел впереди. Сравнившись с деревом, усохшая верхушка которого смахивала на молодой месяц, незаметным движением руки показал Олешку на один из проточков.

— Запомните это место — прошептал Олешко Жиле и Витьке — к Римову можно добраться лишь сим проточком.

После этого Печенег, не обращая на гостей никакого внимания, вернулся в свой двор. Трухлявая калитка закрылась перед самым Олешковым носом.

— Гостеприимные эти горошинские, ничего не скажешь — вздохнул один из дружинников — в пузе уже давно бурчит, а Печенег, ишь, калиткой хряпает.

— Зря ты так на деда — пристыдил его Попович — разве не видишь — живет уединенно, как отрубленный палец. До гостей ли ему?

— Теперь куда? — спросил Витька, когда дружинники опять выбрались на главную горошинскую улицу.

— На Гречник, куда же еще — где-то там и отужинаем. Потому что у этого Печенега, похоже, и снега зимой не выпросишь — громко ответил Попович, так громко, что эти слова долетели до ушей усача с шрамом, который будто случайно встретился им на пути. Усач с шрамом лишь криво ухмыльнулся на эти слова.

Некоторое время дружинники пробирались в сплошной темноте. Потом стало чуть легче — на небо выкатился полный месяц.

— Где же тот Гречник? — наконец спросил Витька Поповича — Едем, едем, а его всего нет и нет.

Олешко тихонько засмеялся.

— Кто тебе сказал, что нам нужен именно Гречник? — сказал он — Нет, нам куда выгоднее ехать напрямик. Пока тот Оверко будет разыскивать нас на Гречнике, мы уже будем возле Хорола.

— Какой Оверко? Тот, что с усами и шрамом?

— Он самый.

— Так он что — действительно враг? — пораженно спросил Витька — Половцам помогает, да?

— Пока что неизвестно. Но смахивает на то.

— Почему же ты его сразу не схватил? Или знаешь, что. Не надо его хватать. Давай сначала за ним проследим.

Витька представил, как они тайком возвращаются назад, прячутся в кустах где-то возле Оверковой хаты и начинают следить. Тучи комаров слетаются к ним, кусают лицо, шею, руки — однако терпеливые дружинники упрямо ожидают свое время… И вот на пороге появляется Оверко. Он внимательно оглядывается во все стороны. Но, конечно — нигде никого. Тогда Оверко выводит коня за ворота и трогается в сторону Гречника. Конечно, он и в мысли не имеет, что за ним следят Римовцы. А на пути Оверка уже ожидают несколько фигур. Они о чем-то тихо переговариваются. Внезапно враги замерли — вероятно, что-то заподозрили. Однако поздно: с одной стороны, на них выскакивает Олешко, со второй — он, Витька, а с третьего — дружинники…