Владимир Рутковский - Сторожевая застава

— Конечно, Портяная. А что еще ты знаешь?

— А дальше будет Ржавица — ответил Витька — такая же маленькая, как и Портяная. А если подняться лесом наверх и повернуть направо, будет Вороновка… — и Витька махнул рукой в ту сторону, где только что за ивами спряталась крепость.

В душе он питал надежду, что после этих слов воин станет к нему благосклоннее, а затем вообще убедится, что он, Витька Бубненко, на этой земле никакой не чужак.

Однако воин насмешливо поглядел на него. Так, будто поймал на какой-то лжи.

— Вороновкой у нас и близко не пахнет — ответил он — там — Римов. Вижу, не все вы знаете в своей Змеевой стране.

Из леса вырвалась довольно большая группа вооруженных всадников. Солнце тысячами зеркал блестело на их шлемах. И от этого ослепительного блика, или, возможно, от конского топота, в воздух снялись стаи уток, которые до сего мирно плавали на отмелях. Всадников намного обогнал крепкий белокурый парнишка, почти Витькин ровесник.

— Живой! — радостно выкрикивал он — Живой, Олешко!

И, не удержавшись, с разгона припал к груди молодого воина. Тот похлопал его по плечу и мягко отстранил.

— Ну уж точно не мертв, Лыдько — ответил он — а если не мертв, то значит жив. А вот вы куда разогнались?

— Тебе на помощь — сказал один из всадников, седоусый, но все еще крепкий дедуган. В отличие от остальных всадников, он был в простой полотняной рубашке и таких же штанах — тут Лыдько такого наплел, что думали — все, клямка, не увидим тебя больше.

Он вытер чело и облегченно вздохнул. Очевидно, он волновался не меньше Лыдька.

— Ага, не увидите — бойко возразил Олешко — вы, дед Овсей, еще не раз будете меня проклинать.

— Это за что же? — удивился дед.

— А за то, что я у вас еще не одну грушу отрясу.

Дед Овсей враз посерьезнел.

— Я те потрушу — погрозил он — ноги повыдергаю.

Всадники захохотали.

— А ну цыц, скалозубы! — громыхнул на них дед Овсей и опять обратился к Олешку — Ты вот мне лучше скажи, зачем парней своих отпустил?

— А что б вы, деда, сами сделали? Они же намучались, целых три ночи не спали. Так я им и говорю: Езжайте, ребята, а я того… я там, деда, на малину хорошую набрел, да к сожалению, на всех ее не хватало — Олешко улыбнулся — вот пасусь себе, тут глядь — в кустах над самой Сулой будто что зашевелилось. Не понравилось это мне. Направился я было туда, чтобы разведать, что к чему. А тут половцы мне навстречу…

Дед Овсей с упреком покачал головой.

— Твое счастье, что Лыдько вовремя выбрался на башню и все увидел. А то была б тебе малина… А это кто с тобой?

— Ой, деда, ни за что не угадаете! Собственно, это он меня и спас.

— Тебя? — недоверчиво переспросил дед Овсей — Этот богатырь? А где ж его меч?

— Да мечом, деда, и дурак защитится! А так, чтобы от одного твоего появления половцы разбежались, как мыши — слыхали о таком? А от него бросились, только пыль за ними поднялась!

Дед Овсей подергал себя за седой ус. Да, вроде бы не знал, что на это сказать.

— Лжешь ты все — наконец решил он.

Такого же мнения, похоже, были и другие воины. Они с недоверчивыми улыбками поглядывали то на долговязого, одетого в брони Олешка, то на его сжавшегося пленника.

— Это я лгу? — Олешко сделал вид, будто ужасно возмутился — Ну так слушайте! Бьюсь я с теми половцами и чувствую, сложновато мне будет нынче. А тут этот вот — он подтолкнул Витьку — выглядывает из-за куста. Один из половцев рванул было за ним, но за миг возвращается сам не свой — глаза вытаращены, рожа перекошена, будто сел голым гузном на ежа… И так орет, что моих вражочков как ветром сдуло… — Олешко прищуренными глазами обвел своих товарищей — Признаюсь, что от тех слов я и сам едва не бросился вслед за ними.

Теперь уже всадники не скрывали любопытства.

— И что же тот половец кричал? — не удержался Лыдько, самый молодой среди всадников.

— Змея поминал. Мол, Змей на него напал.

Всадников будто громом прибило. Кое-кто даже испугано оглянулся в сторону Сулы.

Дед Овсей принялся сосредоточенно покусывать кончик своего уса.

— То где это было, говоришь? — наконец отозвался он — Порой не возле Змеевой норы?

— Так там же и было. Вот я и решил добраться до того Змея. Подкрался, смотрю — а в той норе еще одна дырища. А в нее — а там вроде как другая нора.

Олешко помолчал.

— Да говори уже, не мучай — отозвался кто-то.

— Так я же и говорю. Верьте не верьте, но из той норы что-то грохочет так, что аж в ушах заложило. Но меня просто так не запугаешь! — Олешко горделиво распрямился в седле — Вот спешился я и пробрался в ту нору. А то, оказывается не нора, а лазейка, и куда она ведет — неизвестно. Направился я дальше, выглядываю из нее — и что ж вы думаете? Очутился я на дне какого-то глубокого яра. Стены почти отвесные и такие высокие, что видно лишь полоску неба. И запахи… — Олешко втянул носом воздух — Я таких еще не чуял… А рев все близится и нарастает… И вдруг как вырвался Змей!

— Ой… — не удержался кто-то.

— Эге, тебе «ой», а мне как? Голова у него не голова, хвост не хвост. Крылья мигают так, что их и не видно. А что уж толстенный! Как мой Серко от головы до хвоста — Олешко похлопал по гриве своего коня — И длинный, как… как вот, вот то дерево. А может, еще длиннее. Какое у него имя? — обратился он к Витьке.

— Вертолет — ответил Витька — только никакой это не Змей…

Однако Олешко уже его не слушал, а с запалом вел дальше:

— Ну вот. Пролетел тот Вертолет надо мной и исчез. То ли не заметил, то ли не осмелился со мной биться. А я стою себе, да и думаю: бежать за ним, или нет? Пешим же его не догонишь, конь нужен. Да и времени нет. Я ж не за Змеем послан гоняться, а на разведку. Постоял я постоял, да и вернулся норой назад…

Несколько минут всадники ехали молча. Наконец кто-то вполголоса сказал:

— Вот же беда на наш Римов! То половцев чуть не каждое лето нечистая носит, теперь еще и Змей объявился.

Дед Овсей в знак согласия кивнул головой. Тогда указал на Витьку и спросил:

— А этот кто ж тогда будет?

— Не признается — ответил Олешко — но я его сцапал возле Змеевой норы. Он выглядывал именно оттуда.

Вокруг Витьки мигом образовалась пустота. Но целую дорогу острия нескольких копий были направлены в его сторону.

За речушкой Ржавицей дорога раздваивалась. Более укатанная, бежала меж камышей дальше на Переяслав, а узкая взвивалась вверх к лесу. Всадники поодиночке свернули на более узкую.

Стало прохладнее. Между верхушками деревьев непрестанно носился непоседливый ветер. Изредка дорога подбегала к обрыву, с которого были видны безграничные присульские плавни, то вновь ныряла в гущу лещиновых кустов и становилась столь узкой, что, казалось, и двоим всадникам не разминутся.