Владимир Рутковский - Сторожевая застава

Лес был хмур, глух и насторожен. Не то что возле Витькиной Вороновки. Там он был просветленным, веселым, испещренным многими тропками. И все же Витька надеялся, что вот-вот разойдутся деревья и перед глазами появится именно его Вороновка — с кирпичными домами под бляхой и черепицей, с клубом и школой, с маслобойней возле опушки… И ему навстречу выбежит мама, а Колька Горобчик будет выбираться из-под велосипеда. Так как ничью штанину цепка не хватала так часто, как Горобчикову…

Наконец всадники выбрались на опушку. У Витьки будто что-то оборвалось внутри: его Вороновки не было.

Не было ни ровного ряда кирпичных хат, ни школы. Не выбежала навстречу мама, не выбирался из-под своего велосипеда растрепанный Колька Горобчик.

На знакомых холмах и впадинах раскинулось совсем другое село. Оно было сплошь окружено высоким, почти в человеческий рост, кольцом из массивного древоколья. За плетнем виднелись крыши приземистых домиков. На лугу перед изгородью паслись коровы. Один теленок приблизился к всадникам и замычал. По-видимому, пыталось что-то рассказать.

Поодаль промчал табун коней.

Всадники пропустили ворота и без спешки направились вдоль почти безлюдной улицы. Каждое подворье напоминало небольшую крепость. У того места, где должна была быть его хата, Витька невольно придержал коня. Олешко подозрительно посмотрел на него и положил ладонь на рукоятку меча.

— Почему остановился? — спросил он — Что-то выведываешь?

— Как что? — подал голос один из всадников — Росанку выведывает, разве не видишь?

Всадники почему-то захохотали. А Олешко покраснел и, похоже, вспылил.

— А ну, не задерживай! — гаркнул он и подтолкнул парня.

— Я здесь жил — сказал Витька.

Вокруг наступила молчанка. Даже Олешко, что собирался еще что-то прибавить, застыл с разинутым ртом.

— А? — наконец отозвался кто-то — Так он, выходит, наш?

— А ведь действительно, у Миланки когда-то был парень — сказал дед Овсей — Мирком его звали…

Он приблизился к Витьке и внимательно осмотрел его с головы до ног. Пожал плечами.

— Будто похож на Мирка — наконец сказал он — А впрочем…

— В Городище разберемся — буркнул Олешко. Красная краска все еще не сошла с его лица — Отдадим дядьке Ильку, а уж он сам пусть решает, что к чему.

Римовское Городище не шло ни в какое сравнение с вороновским. Перед глазами Витька предстало не заросшее сорняками кладбище, а настоящая крепость. Глиняные валы возвышали и без того крутые склоны. Из них густо торчали заостренные колы. Тяжелые врата сверкали на солнце металлическими полосами.

С трех сторон крепость окружали плавни. С четвертой стороны, от Римова, Городище отмежевывалось широким прудом с илистыми берегами. В более узком его месте, через пруд была переброшенная гать. Копыта процокали по толстым доскам. Через подъемный мост всадники вереницей въехали в крепость и очутились посреди просторного дворика. Со всех сторон к нему подступали приземистые здания из колод, крытые дерном. Ближе к обрыву вздымалась башня на четырех столбах. Неподалеку от башни торчала огромная, почти в два человеческих роста, гранитная глыба.

На дворике было десятков пять воинов — широкоплечие, длинноусые здоровяки с длинными чубами на бритых головах. Кто соревновался в поединке на мечах, кто чинил сбрую.

Группа воинов расположилась в холодке под гранитной глыбой. Оттуда раз-по-раз доносился громкий хохот. В углу дворика булькали над пламенем два огромных казана. Пахло пшенной кашей и свиными шкварками.

— Олешко появился! — позвал кто-то от врат. Воины заулыбались, кое-кто приветственно поднял руку — видно Олешка здесь любили.

Лишь один воин, кажется, не обратил на пришельцев никакого внимания. Это был настоящий великан. Даже наивысшие воины в сравнении с ним имели вид худосочных ребят. Ему было лет тридцать или немного больше.

Великан кормил гнедого коня, такого же массивного, как и сам. Конь довольно помахивал хвостом и время от времени благодарно фыркал.

— Ешь, Гнедко — голос у великана был глубоким, будто доносился из колодца — Ешь, дружок, пока есть что…

— Боже помоги, дядь Илька! — поздоровался Олешко и соскочил с коня — Вы, кажется, куда-то собрались, да?

Великан медленно повернул к нему суровое загоревшее лицо. Какую-то минуту молчал.

— Да сначала будто собирался — сказал наконец — а как услышал, что полынцы наскочили на тебя, то раздумал.

Олешко улыбнулся. Витька лишь сейчас заметил, что в отличие от взрослых дружинников Олешко был пострижен «под макитру», как говорили в Вороновке, а вместо длинного уса носил небольшие черные усики.

— Думали, что сам управлюсь? — сказал он — И хорошо сделали.

— Да нет. Подумал, что видимо теми полынцами и близко не пахнет.

— Дядя Илька сначала ехали со всеми — прошептал один из ребят, что протеснился ближе к Олешку — своего Гнедка даже галопом гнали. А когда усмотрели с опушки, что с тобой все в порядке, то плюнули в сердцах, да и повернули назад.

Олешко сокрушенно покачал головой.

— Эх, дядь Илька, дядь Илька — сказал он — много вы потеряли. Там, знаете…

Накормив коня, дядь Илька с сумкой в руке подошел к пришельцам.

— Что там, не знаю. Знаю лишь то, что по тебе добрая хворостина плачет.

Олешко сделал вид, будто очень удивился.

— Это почему же? — спросил он.

— Зачем своих ребят отпустил, а сам остался? Забыл, зачем был послан?

Погодите, дядь Илька… я и не думал сначала их отпускать. Вы ж знаете, с какой вестью мы возвращались.

Строгое лицо дядь Ильки посуровело еще больше.

— Да уж знаю…

— Ну вот. Уже за Ворсклой мне показалось, будто нас выследили. Ну, не совсем выследили, а так… будто кто-то вместе с нами пробирается в Римов. И были, видать, не из храбрых, остерегались на пятерых нападать. Поэтому я ребят и отпустил. Пусть, думаю, донесут, что мы разведали, а я тем временем поинтересуюсь, кто это крадется. Может посмелеют, усмотрев, что я сам…

— Охо-хо! — прогудел на то дядь Илька — Бить бы тебя, говорю, да некому.

— Да я и сам так думаю — охотно согласился Олешко — хорошо, что некому. А тут еще и Змеем запахло.

Дядь Илька подозрительно глянул на Олешка.

— Что ты плетешь? Каким еще Змеем?

— А таким…

Олешко повторил то, что Витька уже слышал. И о Змее-вертолете вспомнил, и о том, что сложновато ему пришлось бы, если б не внезапный испуг половцев.

За время Олешкова рассказа дядь Илька время от времени внимательно поглядывал в сторону Витьки. Точь-в-точь так, как дед Овсей. Когда Олешко наконец смолк, великан задумчиво прогудел: