Константин Кураленя - Шаман-гора

Мы со Степаном кинулись прочь от вонючего места.

— Смотри в дерьмо не наступи, — смеясь, предупредил меня Степан. — Он ещё метров сто будет своё варенье по тропе разбрасывать.

— Неужели он со страху так обделался, — всхлипывая от смеха, спросил я казака.

— А то, как же. Трусливая, я тебе скажу, скотина, — ухмыльнулся Стёпа. — Но это когда есть куда бежать. А ежели он увидит, что положение безвыходное, то бежать придётся тебе. Драться будет насмерть. И тут ещё надо поглядеть, кто в штаны накладёт.

Треск веток стих, а вокруг, кроме естественных таёжных запахов, ничего другого не ощущалось.

— Ладно, Михайло, надо поспешать, — стал серьёзным Степан. — Там-то звери поопасней будут.

И мы продолжили нечаянно прерванные гонки. Неизвестно, что ждало нас у финиша, но отступать мы не собирались. Пропитанные влагой гимнастёрки неприятно липли к телу и парили, словно самовары. Наши разгорячённые быстрой ходьбой тела выдавали избыточную энергию, которая, подчиняясь закону о том, что ничто в этом мире не исчезает бесследно, превращалась в паровые облака. Только далеко за полдень туман стал понемногу рассеиваться. Мы взбодрились.

— Я уже чую этих сволочей, — недобро ощерился Степан. — Скоро свидимся.

— Дай-то Бог, — с трудом выплюнул я сквозь зубы.

Моё тело было телом робота, который, повинуясь чужой воле, работал на разряженных аккумуляторах. Я уже не представлял, где мы возьмём силы, чтобы отбить у хунхузов девушек.

— Ну, всё, — произнёс Степан, — один час на отдых. Теперь мы их достанем. Никуда они не денутся.

Я был с ним полностью согласен. Отдых нам был категорически необходим, а иначе труба, никого мы из неволи не выручим.

Усевшись прямо на землю, я с блаженством опёрся спиной о ствол дуба. Степан расположился напротив меня. Я прикрыл глаза и мгновенно вырубился.

Я спал, а мои внутренние часы неутомимо отсчитывали минуту за минутой. Вместо снов уставший мозг выдавал в эфир разноцветные всполохи и причудливые кляксы. Даже во сне я знал, что ровно через шестьдесят минут мои глаза откроются и я проснусь вполне готовый к дальнейшим подвигам и свершениям. Но проснулся я раньше от какого-то внутреннего толчка. Резко дернувшаяся рука уронила на землю прислонённую к дубу винтовку. Пытаясь подхватить её, я наклонился вперёд. Это спасло мою жизнь.

Просвистев над самой макушкой и сбив при этом с головы солдатскую фуражку-бескозырку, в ствол воткнулась стрела. Ещё не осознавая происходящего, моё тело упало на землю и, перевернувшись, откатилось за ствол. Следующая стрела с неприятным чмоканьем воткнулась в землю там, где мгновение назад находилось тело.

«Метко бьёт, сволочь», — подумал я как о чём-то постороннем. Проснись я секундой позже, и лишние дырки в моей голове были бы обеспечены. Откуда он тут взялся, индеец хренов?

— Степан! — окликнул я шёпотом казака. — Ты живой?

— Живой, — отозвались кусты, метрах в пяти от меня.

— Что это было?

— Хунхузы, мать их итти. Подловили нас, как детей, — злобно ответили кусты.

Надо было чем-то отвлечь внимание стрелка. Старый, но эффективный фокус с головным убором я показать не мог, так как моя фуражка была намертво пришпилена вражеской стрелой к стволу дерева.

Лёжа на земле, я внимательно огляделся по сторонам. Стрелок мог быть не один. Но вокруг стояла мёртвая тишина. Напарники хунхуза, если они были, не подавали признаков жизни.

«Ну что ж, убогие, потанцуем?» — послал я мысленный позыв своим противникам и начал действовать, потому что каждая лишняя минута бессмысленного лежания была только на руку нашим оппонентам.

В левую руку я взял приклад винтовки и, упёршись стволом оружия в куст орешника, резко его встряхнул. С куста на землю обрушился целый водопад дождевых капель. Ответная реакция последовала незамедлительно. С лёгким посвистом метко пущенная стрела расщепила ветку орешника в нескольких сантиметрах от винтовки.

«Купился, зараза», — подумал я радостно, а моё многострадальное тело, совершив немыслимый кульбит, удачно приземлилось метрах в шести от прежнего убежища. Во время этого кувырка моя винтовка глухо рявкнула, и из кустов, метрах в тридцати от нас, вывалился обнаруживший себя лучник.

Не успел я обрадоваться удачному выстрелу, как кусты неподалёку от меня сверкнули пламенем и раздался звук выстрела.

Пуля, слегка черканув мне по рёбрам, впилась в землю. Я громко вскрикнул и затих.

Но мой напарник не дремал, и со стороны кустов, где он временно нашёл себе пристанище, раздался выстрел. Судя по всему, выстрел получился удачный, так как кусты, откуда стреляли по мне, огласились диким воплем, а возможно, что хунхуз, как и я, решил схитрить. Но что-то уж больно жалобно он кричит: похоже, всё-таки Степан попал.

Я перезарядил винтовку и прислушался. После наших выстрелов в лесу наступила такая тишина, что перестали щебетать даже птицы. Казалось, что всё живое замерло в ожидании окончательного завершения перестрелки.

«Метко стреляют, сволочи», — подумал я, ощупывая царапину от пули. Гимнастёрка в этом месте уже успела пропитаться кровью.

И тут у меня в висках застучали невидимые молоточки. Они предупреждали о какой-то опасности, проистекавшей справа от меня. Не дожидаясь развязки, я покатился в сторону предполагаемой угрозы. Интуиция, в который раз, спасла мою жизнь. Там, где я недавно лежал, затрясла оперением воткнувшаяся в землю стрела, а я, выкатившись на открытое пространство, увидел и самого стрелка. Он торопливо настраивал на тетиву следующую стрелу. Расстояние между нами было метров десять-двенадцать.

Я даже разглядел злобный оскал на его лице, когда он стал поднимать лук. Ну, уж этой-то радости я ему предоставить не мог и, действуя его же индейскими методами, от плеча, швырнул зажатый в руке нож. Хорошо сбалансированное оружие, прорвав незащищённую плоть, легко вошло в горло врага. Из-под лезвия фонтаном брызнула кровь. Хунхуз выпустил из рук лук и поднёс их к горлу. Освобождённая стрела, легонько тренькнув, ушла в свободный полёт. Ей так и не удалось напиться свежей крови, а лишённое жизни тело хунхуза беспомощно завалилось навзничь.

Маньчжурский джентльмен удачи закончил свои дни от руки ещё не родившегося человека.

Я вновь прислушался к окружающей тишине: вокруг всё было тихо и спокойно. Это был последний из воинствующих индейцев — почему-то с уверенностью подумалось мне. И я, не опасаясь выстрелов, решительно поднялся на ноги.

Из кустов, куда стрелял Степан, доносились жалобные стоны.

«Вот и «язык» образовался», — удовлетворённо подумал я.

— Мишка! Ляг, дурачок! — предостерёг меня Степан.