Сергей Калашников - Внизу наш дом

Сталин сдержанно улыбнулся. Кажется, он получал удовольствие от увиденного:

— Как мне кажется, от идеи несущего фюзеляжа, использованной в… «Сарае», вы не отказались.

— Четыре в длину и двенадцать в ширину — это же полсотни дармовых квадратных метров толстопрофильного крыла, — улыбнулся Антонов. А на них, между прочим, пошел драгоценный крылатый металл.

— Но днище у вас, я вижу, фанерное, — вождь разогнулся, заглянув под брюхо нашему детищу.

— Я же говорил, что нужно покрасить, — посетовал Москалёв.

— Так, покрасили. Зелёной армейской краской, — пожал плечами Антонов. — И тут особой прочности не нужно, — пояснил он, повернувшись к Сталину. — Каркас пола и днища выполнен из стальных профилей в виде одной объёмной фермы, чтобы грузом не проломило. То есть снизу обшивка не несущая.

— Тогда объясните мне, почему сзади у вас винты двойные, а впереди — одинарные?

— Из-за моторов, — вздохнул Москалёв. — Двенадцатицилиндровые однорядные прокляли в производстве — никак не могут добиться нужной точности обработки. Нам пришлось ставить три шестицилиндровых — один вперёд и два назад. Средний из моторов немного приподнят так, чтобы его ось прошла до заднего окончания мотогондолы, где он через шестерню закручивает соосный винт в противоположную сторону.

— То есть не получилось у вас поставить два раза по тысяча шестьдесят, и вы остановились на девяти сотнях. А поставить другой двигатель, мощнее, вам почему не захотелось?

— А где их взять? — пожал плечами Олег Константинович. — Все давно расписаны по другим самолётам. Только ММ-1 более-менее доступны. Это, я думаю, до тех пор, пока не принято решение о выпуске москитных истребителей большой серией?

— Как охлаждается передний из трёх двигателей, мне, кажется, понятно. Но где воздухозаборники двух задних? — Сталин не стал выдавать своих планов в отношении постройки самолётов. — Они же закрыты совершенно гладкими капотами.

— Воздух поступает с верхней поверхности плоскости, — ответил я. — Засасывается через отверстия над второй третью хорды крыла и через канал в консоли подвеса подаётся ко второму и третьему двигателям. Такие решения стали применять значительно позднее, но нам они и сейчас не помешают. И на динамику влияют положительно, и к подъёмной силе не лишняя добавка.

— То есть, вы поставили отдельный насос для обдува? — уточнил Иосиф Виссарионович.

— Никак нет. Вот же насос! — показал я на задние винты. — А на корме обтекателя мотогондолы имеются шторки, которыми можно отрегулировать охлаждение хоть второго двигателя, хоть третьего. Словом, машина готова к испытаниям. Как только прибудет комиссия — приступим.

В это время наше внимание привлекла упряжка гнедых. Она бодро двигалась к нам, таща пушку и артиллерийский передок. Лихо подскакала, молодецки повернулась и встала рядом с раскрытой аппарелью. Бойцы мигом отцепили орудие и на руках вкатили его в грузовой отсек.

— Не лезет, товарищ майор! — отрапортовал подъехавшему на Эмке красному командиру молоденький сержант.

— Сам вижу, что не лезет, — ответил Витя Алябьев — тот самый, который уговорил меня подвезти солдат для оцепления заводского аэродрома в Горьком пару лет тому назад.

— Здравия желаю, товарищ Сталин. Разрешите обратиться к капитану Субботину.

— Обращайтесь.

— Шурик, конь троянский, что за засада?

— Сержант-то у тебя, Витя, небось, ещё неженатый. Вот у него и не лезет, — ответил я, выуживая из-за голенища отвёртку. Подошел к носу нашего гузовоза и вскрыл заранее подготовленный люк. Заглянул — ствол орудия задран куда-то вверх и в открытый мной проход не попадает.

— Сержант, — Виктор уже всё разглядел. — Ну-ка, опускай ствол.

Через пару минут из носа самолёта выставился дульный тормоз трёхдюймовки, а потом он некоторое время выдвигался дальше, пока до не меня не донеслось:

— Всё, упёрлось.

— Тогда, крепите груз. Канаты там на мотовилах увидите, — ответил я. — А вы что, собрались куда-то лететь, или только примериться приехали?

— Передок не входит, коней привязать не к чему, — перечислял недостатки тот самый сержант. А Олег Константинович фиксировал их в своём блокноте.

— Вить! А сколько эта пушка весит? — обратился я к Алябьеву.

— Тонну с малым.

— А передок?

— Килограммов шестьсот.

— Тогда лошадей я не повезу — не взлететь мне с ними.

— А солдат?

— Если с передком, то только семерых. Две с половиной тонны — не больше.

— Ладно, пусть без передка, но снаряды я загружу. Так, когда взлетаем?

— Как заправлюсь, так и взлетаем. Только горючки у меня будет всего километров на пятьсот.

Сталин смотрел на происходящее со странным прищуром и ничего не говорил.

А по летному полю в нашем направлении следовал заправщик.

Пришлось извлекать из грузового отсека стремянку и следить за тем, чтобы незнакомые с новой машиной аэродромные работники ничего не перепутали.

Тем временем бойцы завершили погрузку боезапаса, расселись по откидным сиденьям вдоль стен и с интересом смотрели в распахнутые грузовые ворота самолёта. Я пересчитал разложенные по полу снаряды, прикинул их вес, добавил килограммов по сто на каждого солдата — потяну. Вышел, спросить, куда летим, но эмки с майором Алябьевым уже не было, а упряжка гнедых скрывалась из виду, увозя опустевший передок.

Товарищ Сталин в окружении главных конструкторов с интересом посматривал на происходящее.

— Сержант! Так куда летим? — крикнул я в сторону бойцов.

— Велено прибыть в Шклов.

— Шклов, Шклов. Где он, этот Шклов?

— Южнее Орши, это к западу от Смоленска, — подсказал Иосиф Виссарионович. — Когда вернётесь, загляните ко мне, расскажите, как там дела. А вас, товарищи, — обернулся он к моим попутчикам, — прошу со мной. Не будем мешать товарищу Субботину, — и зашагал к машине.

Карта нужного района у меня была только крупномасштабная.

— Опять по пачке Беломора курс прокладывать, — ругнулся я негромко, отыскав кружочек с нужной надписью на изрядно помятой портянке, извлечённой из штурманского ящичка.

— Последняя, товарищ капитан, — протянул мне пачку папирос всё тот же молоденький сержант.

Неудобно я как-то пошутил. Взял, конечно, приладил рядом на видном месте и оглянулся на распахнутую аппарель — никто там не толчётся? Щёлкнул тумблером — верхняя створка послушно опустилось до ограничителей, и потом и нижняя поднялась, клацнув запорами, словно акула зубами. Убедившись, что моторы прогреты, запросил разрешения взлетать, и, получив его, прямо с места вспорхнул мотыльком — у меня всего восемьдесят метров разгона, потом выпуск закрылков и немедленный отрыв.

Многоколёсные шасси не слишком требовательны к качеству покрытия взлётной полосы — нечего выпендриваться с рулёжкой.