Глеб Носовский - Раскол Империи: от Грозного-Нерона до Михаила Романова-Домициана

• КАЗАНЬ И ФУЦИН. — После всего сказанного, становится более понятным и происхождение названия ФУЦИН, упомянутого Светонием и Тацитом. Вероятно, ФУЦИН — это слегка искаженное КАЗАНЬ при переходе К → Ф и 3 → Ц. То есть Казань = КЗН → ФЦН = Фуцин. Так вместо Казанской реки у римских писателей «появилось» Фуцинское озеро.

• РЕКА ЛИРИС И РЕКА РА, ТО ЕСТЬ ВОЛГА. — Клавдий прорыл канал между Фуцинским озером и рекой Лирис, см. выше. Но поскольку, как мы начинаем понимать, описанные события происходили у реки Волги, следовательно возникает наложение реки ЛИРИС на реку РА, так как раньше Волгу называли РА. Поскольку Р и Л могли путаться (в чем мы неоднократно убеждались), название ЛИРИС могло получиться из сочетания РА-РУС, то есть РА РУССКАЯ (Ра-Волга Русская).

Рекомендуем теперь еще раз перечитать свидетельства Светония и Тацита, учитывая сделанные нами пояснения. Вы увидите описание большой и кровавой битвы, а вовсе не «цирковое представление».

Светоний продолжает: «Мать его Антония говорила, что он урод среди людей, что природа начала его и не кончила, и, желая укорить кого-нибудь в тупоумии, говорила: „глупей моего Клавдия“. Бабка его Августа всегда относилась к нему с величайшим презрением, говорила с ним очень редко, и даже замечания ему делала или в записках, коротких и резких, или через рабов. Сестра его Ливилла, услыхав, что ему суждено быть императором, громко и при всех проклинала эту несчастную участь римского народа» [760], с. 129.

Якобы сам Август писал о Клавдии пренебрежительно, например, так. «Я беседовал с Тиберием о том, что нам делать с твоим внуком Тиберием (путаница: дед Тиберий, внук Тиберий — Авт. )… Если же мы чувствуем, что он поврежден и телом и душой, то и не следует давать повод для насмешек над ним и над нами тем людям, которые привыкли хихикать и потешаться над вещами такого рода…

Я изумлен, дорогая Ливия, что декламация твоего внука Тиберия мне понравилась. Понять не могу, как он мог, декламируя, говорить все, что нужно, и так связно, КОГДА ОБЫЧНО ГОВОРИТ СТОЛЬ БЕССВЯЗНО» [760], с. 130.

Через некоторое время Август отстранил Клавдия от всех должностей, кроме авгурства, «и даже наследником его оставил только в третью очередь, среди людей совсем посторонних… А Тиберий, его дядя (еще один Тиберий! — Авт. ), в ответ на его просьбы о должности, предоставил ему только знаки консульского достоинства…

Тогда лишь он (Клавдий — Авт. ) оставил всякую надежду на возвышение и удалился от всяких дел, укрываясь то в садах и загородном доме, то на кампанской вилле; и так он жил в обществе самых низких людей, УСУГУБЛЯЯ ПОЗОР СВОЕГО ТУПОУМИЯ ДУРНОЙ СЛАВОЙ ИГРОКА И ПЬЯНИЦЫ.

Однако, несмотря на это, ни люди не отказывали ему в знаках внимания, ни государство в уважении…

Но и это не избавляло его от оскорблений… Когда, наевшись, начинал дремать — это с ним бывало частенько, — то шуты бросали в него косточками фиников или маслин, а иной раз, словно в шутку, будили хлыстом или прутьями; любили они также, пока он храпел, надевать ему на руки сандалии, чтобы он, внезапно разбуженный, тер себе ими лицо…

Когда же он сам разбирал и решал дела, то вел себя с удивительным непостоянством: иногда он поступал осмотрительно и умно, иногда безрассудно и опрометчиво, А ПОРОЙ НЕЛЕПО ДО БЕЗУМИЯ…

Всем этим он настолько подорвал к себе уважение, что к нему сплошь и рядом стали относиться с открытым презрением…

Даже какой-то грек в судебных прениях крикнул ему: „А ты и старик и дурак!“…

Когда он ходил, ему изменяли слабые колени, а когда что-нибудь делал, отдыхая или занимаясь, то безобразило его многое: смех его был неприятен, гнев — отвратителен: НА ГУБАХ У НЕГО ВЫСТУПАЛА ПЕНА, ИЗ НОСУ ТЕКЛО, ЯЗЫК ЗАПЛЕТАЛСЯ, ГОЛОВА ТРЯСЛАСЬ НЕПРЕСТАННО, а при малейшем движении — особенно…

Глупости своей он также не скрывал…

Кроме того, людей удивляла его забывчивость и бездумность — то, что греки называют рассеянностью и незрячестью. Так, после убийства Мессалины, садясь за стол, он спросил, почему же не приходит императрица? И многих других, приговоренных к казни, он на следующий день звал на совет или на игру в кости, а так как они не являлись, то обзывал их через посланных сонливцами» [760], с. 130–131, 134–135, 142, 144–145.

Итак, перед нами вполне четкое отражение Василия Блаженного, то есть Царя Блаженного. Напомним еще раз, что около 1553 года Иван Грозный серьезно заболел, стал блаженным и отошел от государственных дел. Согласно нашим результатам, на троне его сменил сын Дмитрий.

Во всех отражениях Ивана Грозного в той или иной форме присутствует история Есфири. Не является исключением и история императора Клавдия. Здесь Елена Волошанка, она же библейская Есфирь, выведена под именем МЕССАЛИНЫ, жены Клавдия, рис. 6.8. У Клавдия, как и у Грозного, было несколько жен. Известно следующее.

Светоний говорит довольно кратко. «Помолвлен он (Клавдий — Авт. ) был дважды: сначала с Эмилией Лепидой… потом с Ливией Медуллиной, носившей тогда имя Камиллы… Первую он отверг еще девушкой… вторая умерла от болезни в тот самый день, когда была назначена свадьба. После этого он был женат на Плавтиъи Ургуланилле…

а затем на Элии Петине… С ОБЕИМИ ОН РАЗВЕЛСЯ… После них он женился на Валерии МЕССАЛИНЕ, дочери Мессалы Барбата, СВОЕГО РОДСТВЕННИКА. Но узнав, что в заключение всех своих беспутств и непристойностей она даже вступила в брак с Гаем Силием и при свидетелях подписала договор, он казнил ее смертью, а сам на сходке перед преторианцами поклялся, что так как все его супружества были несчастливы, то отныне он будет безбрачным, а если не устоит, то пусть они заколют его своими руками. И все же он не смог удержаться…» [760], с. 140. О том, почему Клавдий «не смог удержаться», мы поговорим после.

Продолжим рассказ о Мессалине. Светоний: «И уж всякое вероятие превосходит то, что на свадьбе Мессалины с ее любовником Силием он (Клавдий — Авт. ) сам был в числе свидетелей, подписавших брачный договор: его убедили, будто это нарочно разыграно, чтобы отвратить и перенести на другого угрозу опасности, возвещенную ему какими-то знаменьями…

Рис. 6.8. Мессалина. Бюст из Капитолия. Взято из [304:1], т. 1, с. 680.

Даже пылкую его любовь к Мессалине заглушил в нем не столько позор унижения, сколько страх перед опасностью: он подумал, что она добивается власти для своего любовника Силия» [760], с. 142, 144.