Глеб Носовский - Раскол Империи: от Грозного-Нерона до Михаила Романова-Домициана

Больше Светоний о Мессалине практически ничего не сообщает.

Тацит куда более подробен. Его рассказ о Мессалине очень интересен.

«Расположение народа к нему (Клавдию — Авт. ) проистекало из еще не заглохшего воспоминания о Германике… и подкреплялось, кроме того, СОЧУВСТВИЕМ К ЕГО МАТЕРИ АГРИППИНЕ ВСЛЕДСТВИЕ ПРЕСЛЕДОВАНИЙ СО СТОРОНЫ МЕССАЛИНЫ, КОТОРАЯ БЫЛА ВСЕГДА К НЕЙ ВРАЖДЕБНА… и если ни сама, ни через доносчиков не предъявляла ей обвинение, то только потому, что была поглощена своей новой и близкой к помешательству влюбленностью. Ибо она воспылала к Гаю Силию, красивейшему из молодых людей Рима, такой необузданной страстью, что расторгла его брачный союз со знатной женщиной Юнией Силаной, чтобы безраздельно завладеть своим любовником. Силий хорошо понимал, насколько преступна и чревата опасностями подобная связь, но отвергнуть Мессалину было бы верною гибелью… Он находил утешение в том, что не думал о будущем и черпал наслаждение в настоящем. А Мессалина (будучи женой Клавдия — Авт. ) не украдкою, а в сопровождении многих открыто посещала его дом, повсюду следовала за ним по пятам… и у ее любовника, словно верховная власть уже перешла в его руки, можно было увидеть рабов принцепса, его вольноотпущенников и утварь из его дома.

Между тем Клавдий, оставаясь в полном неведении о своих семейных делах, отправлял цензорские обязанности…

Мессалине уже наскучила легкость, с какою она совершала прелюбодеяния, и она искала новых, неизведанных еще наслаждений, когда Силий, толкаемый роковым безрассудством или сочтя, что единственное средство против нависших опасностей — сами опасности, стал побуждать ее покончить с притворством: их положение не таково, чтобы ждать, пока Клавдий умрет от старости… У них есть сообщники… Если они опередят Клавдия, доверчивого и беспечного, но неистового во гневе, у Мессалины сохранится прежнее могущество…

Мысль о браке все-таки привлекла ее своей непомерною наглостью…

Едва дождавшись отъезда Клавдия… она торжественно справляет все свадебные обряды.

Я знаю, покажется сказкой, что в городе, все знающем и ничего не таящем, нашелся среди смертных столь дерзкий и беззаботный… который встретился в заранее условленный день с женой принцепса, созвав свидетелей ДЛЯ ПОДПИСАНИЯ ИХ БРАЧНОГО ДОГОВОРА, что она слушала слова совершавших обряд бракосочетания, надевала на себя свадебное покрывало, приносила жертвы пред алтарями богов… Но ничто мною не выдумано…

Двор принцепса охватила тревога… открыто выражали свое возмущение те, кто располагал влиянием и боялся ГОСУДАРСТВЕННОГО ПЕРЕВОРОТА…

Они вспоминали о безволии Клавдия, его подчиненности жене и о многих казнях, совершенных по настоянию Мессалины…

Сначала Каллист… Нарцисс… и Паллант… подумывали о том, не отвлечь ли безыменными угрозами Мессалину от любви к Силию… Но из опасения навлечь на самих себя гибель, они в конце концов отказались от этой мысли…

Один только Нарцисс не оставлял намерения разоблачить Мессалину… Он склонил двух наложниц Клавдия… донести принцепсу обо всем происшедшем…

И вот Кальпурния (так звали одну из наложниц)… пав к его ногам, сообщает ему, что Мессалина вышла замуж за Силия… зовет Нарцисса. Тот, умоляя принцепса простить его за молчание… указывает, что и теперь не выступает ее обвинителем в прелюбодеянии… а добивается лишь одного, чтобы тот (Силий — Авт. ) возвратил жену принцепсу и разорвал брачный договор с нею… „Если ты (Клавдий — Авт. ) не станешь немедленно действовать, супруг Мессалины овладеет Римом“.

Затем Нарцисс созывает влиятельнейших из приближенных принцепса… Те подтверждают достоверность известия… Клавдий впал в такую растерянность, что… то и дело задавал вопрос окружающим, располагает ли он верховною властью и частное ли еще лицо Силий.

А между тем Мессалина, разнузданная более чем когда-либо… устроила во дворце представление, изображавшее сбор винограда. Его выжимали в давильнях… женщины, облачившись в звериные шкуры, тут же плясали и прыгали как приносящие жертвы и исступленные вакханки; сама Мессалина с распущенными волосами, размахивая тирсом, и рядом с нею увитый плющом Силий… закидывали голову в такт распевавшему непристойные песни хору…

Клавдий обо всем знает и обуреваемый жаждою мести возвращается в Рим…

И вот уже перед ними Мессалина. Она умоляла выслушать мать Октавии (статуя Октавии показана на рис. 6.9 — Авт. ) и Британника, но ее заглушил обвинитель (Нарцисс — Авт. ), который начал рассказывать Клавдию про Силия, про свадьбу…

Поразительным было при этом молчание Клавдия…

После этого распаленного гневом и разразившегося угрозами Клавдия он (Нарцисс — Авт. ) увлекает в лагерь, где воины уже выведены на сходку… Когорты ответили… долго не смолкавшими криками, требуя назвать имена виновных и подвергнуть их наказанию; приведенный пред трибунал Силий не пытался ни оправдываться, ни оттянуть вынесение приговора: больше того, он просил, чтобы ему ускорили смерть (и он был казнен — Авт. )…

Между тем Мессалина, удалившись в сады Лукулла, не оставляла попыток спасти свою жизнь и сочиняла слезные мольбы, питая некоторую надежду и порою впадая в бешенство, — столько в ней было надменности даже в грозных для нее обстоятельствах. И не поспеши Нарцисс разделаться с нею, она обратила бы гибель на голову своего обвинителя. Ибо, воротившись к себе и придя от обильной трапезы в благодушное настроение, Клавдий, разгоряченный вином, велит передать несчастной… чтобы она явилась на следующий день представить свои оправдания. Услышав это и поняв, что гнев принцепса остывает, что в нем пробуждается прежняя страсть и что в случае промедления следует опасаться наступающей ночи и воспоминаний о брачном ложе, Нарцисс торопливо покидает пиршественный покой и отдает приказание находившимся во дворце центурионам и трибуну не медля умертвить Мессалину: таково повеление императора. В качестве распорядителя и свидетеля ее умерщвления к ним приставляется вольноотпущенник Эвод. Отправившись тотчас в сады Лукулла, он застает Мессалину распростертой на земле и рядом с ней ее мать Лепиду, КОТОРАЯ, НЕ ЛАДЯ С ДОЧЕРЬЮ, ПОКА ТА БЫЛА В СИЛЕ, прониклась в ней состраданием, когда она оказалась на краю гибели, и теперь уговаривала ее не дожидаться прибытия палача: жизнь ее окончена и ей ничего иного не остается, как избрать для себя благопристойную смерть. Но в душе, извращенной любострастием, не осталось ничего благородного. Не было конца слезам и бесплодным жалобам, как вдруг вновь прибывшие распахнули ворота и пред нею предстали безмолвный трибун и осыпавший ее площадными ругательствами вольноотпущенник.