Борис Батыршин - Курс на Юг [СИ litres]

Он кое-как натянул брюки, приладил на культю протез, накинул на голое тело китель. Уже на пороге обернулся к жене:

– Потерпи, Камилла, любовь моя, я скоро. И вот ещё что…

За иллюминатором разгоралось зарево, озаряя каюту тревожными ярко-оранжевыми сполохами. Барон невольно залюбовался супругой – в этом освещении она походила то ли на принцессу, застигнутую врасплох в осаждённом замке, то ли на ведьму, с удобствами устроившуюся на разложенном для неё костре.

…фу ты, и придёт же такое в голову…

– Сейчас же одевайся и выходи на палубу, горничную свою тоже прихвати. И пошарь под постелью – там пробковые пояса, спасательные, возьми и для себя, и для неё. Мало ли что?

Вернулся он действительно быстро. Камилла ещё стояла посреди каюты, и горничная-мулатка зашнуровывала на ней какую-то деталь туалета. На ворвавшегося в каюту барона девушка взглянула затравленным зверьком – глаза её были полны страха. Греве в три шага пересёк каюту, схватил со столика графин с хересом, отхлебнул прямо из горлышка. Камилла при виде такой вульгарности поморщилась, но от комментариев предпочла воздержаться.

– В общем так, душа моя… – Греве поставил графин на место и вытер губы рукавом кителя. – Взорвались военные грузы, которые англичане днём вывалили на пирс. Снаряды, винтовочные патроны – уж не знаю, что у них ещё было… Сейчас там большой пожар – горят пакгаузы, и пароход, который был отшвартован у стенки. Чилийцы носятся туда-сюда, как ошпаренные, пожар, похоже, никто не тушит. Я велел подать разъездную гичку – хочу взглянуть поближе. Вот только приведу себя в порядок, нехорошо всё же, неприлично…

И он указал на волосатую грудь под кителем и босые ноги.

– Зачем тебе туда ехать? – встревожилась баронесса. – какое тебе дело до пожаров? Сами справятся, а не справятся – их дело!

– Оно конечно так… – барон нашарил под постелью башмаки. – И причина пожара, скорее всего, самая, что ни на есть, банальная: обычное разгильдяйство. Я днём проезжал мимо, когда возвращался из конторы портоуправления – видел, как караульные курят на посту. А ведь в ящиках могли быть снаряды, патроны, порох!

– Ну и что? Тогда тем более, нечего тебе там делать! Барон замялся.

– Видишь ли, есть у меня подозрение: а если не так всё просто? Уж не наш ли добрый друг Вениамин всё это организовал? То-то он со своими «морскими пластунами» так рвался на берег…

– А хоть бы и так? – Камилла состроила недоумённую гримаску. – Ты что, искать их там собираешься? Да если мсье Osteletsky и учинил всё это безобразие – сейчас его в порту наверняка и след простыл. Спрятался где-нибудь и сидит тише воды, ниже травы!

Последнюю фразу она произнесла по-русски. Барон усмехнулся: самый лучший способ изучать язык – это в постели, и отнюдь не в одиночку. С некоторых пор на супружеском ложе они нет-нет, да и переходили на язык родных осин.

– Ты права, конечно, дорогая… А всё же – гляну, хотя бы издали. Вдруг, да разгляжу что-нибудь занимательное?

– Ты лучше нанеси с утра визит нашему другу, начальнику таможни. Он-то наверняка всё расскажет.

– Обязательно. – кивнул барон. – Кстати, расспрошу о Серёже Казанкове: здоров ли, не ранен, где его держат? Наверняка ведь знает, прохвост…

– И не забудь навестить сеньора Грау. – посоветовала Камилла. Горничная закончила возиться со шнуровкой и теперь торопливо поправляла оборки. – Он наверняка с ума сходит, вообразил невесть что, когда услыхал эту канонаду…

– Навещу. – ухмыльнулся Греве. – Вот выясню точно, что там у чилийцев повзрывалось – и сразу навещу. Пусть старик порадуется.

Чили, Вальпараисо.

На следующий день.

В гостях у начальника таможни Греве провёл часа три. Поскольку время позднего завтрака миновало, хозяин дома предложил перейти в патио, куда подадут кофе с сигарами – каковое предложение гость с готовностью принял.

Ожидания не обманули барона. Начальник таможни долго и в подробностях рассказывал о ночном пожаре, описывал размеры ущерба – действительно, весьма серьёзного, – возмущался преступной халатностью портовых служащих и охраны. На вопрос Греве: «найдены ли виновные в ужасном происшествии?» – только скривился. «Какое там, дорогой барон! Грешат на часовых, неаккуратно обращавшихся с масляными фонарями. Но их теперь не спросишь, все до одного погибли при взрыве. Полевые пушки, винтовки, новейшие картечницы, снаряды и патроны – всё в пыль! Спасибо, уцелела присланная из Англии новейшая «торпедера» – её вечером спустили на воду и отогнали в противоположный конец акватории.

Что? Русский офицер, попавший в плен в морском бою при Антофагасте? Как же, есть такой: его заключили в крепость, как и прочих пленников. Но пусть гость не беспокоится: их содержат в приличных условиях, а офицеру даже носят блюда с кухни коменданта. Говорят, очень приятный молодой человек… Можно ли с ним познакомиться? Вообще-то это не положено – война, сами понимаете… Ах, ваш соотечественник? Тогда, конечно. Не сомневаюсь, что для сеньора можно будет сделать исключение. Завтра я пришлю на ваше судно письмо к коменданту крепости и он, конечно, не откажет в такой пустяковой просьбе…»

Распрощавшись с хозяином дома, Греве в сопровождении одного из двух «пластунов» направился обратно в порт. Барону не терпелось поделиться новостями с женой. Но не успели они выйти на эспланаду, тянущуюся вдоль берега от припортовых улочек до кварталов, где обитала богатая, «чистая» публика, как за спиной заухали тяжёлые башмаки – кто-то догонял путников бегом.

Барон обернулся, нащупывая пальцами правой руки рычажок на протезе. Его спутник потянул из-за пояса револьвер – и расплылся в улыбке.

– Игнат? Ты, что ль? Какими судьбами?

Греве пригляделся и облегчённо выдохнул. Он тоже узнал «преследователя» – конечно же, «морской пластун», как и его «телохранитель». Одет в замызганную робу, на голове бесформенная клеёнчатая шляпа, за спиной перетянутый куском просмоленного каната деревянный сундучок. Ни дать, ни взять, матрос в поисках подходящего судна.

– Кондуктор Осадчий, я не ошибся?

– Так точно, вашбродь, он самый и есть. – бодро отрапортовал пластун, сделав попытку вытянуться во фрунт. – Так что у меня для вас депеша от господина старшего лейтенанта. Велено непременно дождаться ответа.

И протянул Греве сложенную в несколько раз бумажку. Барон быстро пробежал её глазами.

– Вот, значит, как… выходит, ночная катавасия – это ваших рук дело?

Физиономия унтера расплылась в довольной улыбке.

– А то чьих же, вашбродие! Я сам и динамит раскладывал, вместе с их благородием господином старшим лейтенантом и юнкером Лыковым – он у нас по бонбам и взрывам первейший дока. Слыхали, небось, как шандарахнуло?