Аркадий Черноморский - Последний подарок Потемкина [litres]

– Хорошо же. Допустим, мы тут все ряженые, а ты, значит, одет по последней моде, так? – начал он, вплотную подходя к Алеше.

Они были почти одного роста, Потёмкин чуть повыше. И массивней.

– Допустим, что это так, но тогда получается, что ты более «адекватен», – ввернул князь, недавно позаимствованное из латыни словечко, – чем мы, не так ли? Но нас же большинство, а ты один! Значит, мода на нашей стороне и ряженый, выходит, ты… Что скажешь, Окноразбиватель? – предложил свой первый пробный софизм Светлейший. Для затравки. Ну вроде «аппетайзера». Апробировать оппонента на вшивость.

– Я этого не говорил, – осторожно ответил Алеша, почувствовав очень непростого собеседника. И очень сильного… Слово «адекватен» его смутило. Как, впрочем, и весь умелый разворот разговора. Подумалось: «Эко закручивает бес, ну прямо чистый особист…»

«Но всё ж таки, что это? – загнанным зверьком метались в голове мысли, – засада, немецкий десант здесь, в Ленинграде? Но зачем тогда весь этот нелепый антураж, костюмы, декорации, а главное – еда! Сколько еды, батюшки-светы. Блокада ведь. А тут – и курица, и мясо… Откуда?»

– Ну, а окна-то зачем бьешь, богатырь? – на лету сменил тактику допроса Светлейший.

Леша понял, что этого противника ему не переиграть и ответил прямо и без уловок, указав пальцем на Ульриха:

– Мне нужен он!

Барон фон Ротт стоял у стены и тревожно прислушивался к их разговору с безнадежностью глухонемого, пытаясь ну хоть чуть-чуть уловить смысл происходящего.

Светлейший от души расхохотался. И с демоническим юмором ответил:

– Ты знаешь, мне он тоже нужен.

Ситуация наконец-то начинала забавлять его по-настоящему. К тому же у него было преимущество, даже два: уже состоявшийся разбор ситуации с Сенькой и кавалергардский полк, несущий охрану дворца.

– Похоже, что на него, – и Светлейший указал на Ульриха внушительных размеров пальцем, – очередь, и ты в ней не первый, уж не обессудь…

Он положил тяжелые руки Севастьянову на плечи и, глядя Алеше прямо в лицо, подумал: «Какие же у него глазищи-то ярко-голубые». Алеша невольно моргнул и задумался. Князю больше не хотелось морочить его софизмом и дифференциальной диагностикой, и посему Потёмкин сказал устало и душевно:

– Всё не так просто, мо́лодец, как ты и сам уже наверняка допер. Давай-ка будем знакомиться. Величают тебя как?

– Младший лейтенант Севастьянов Алексей, командир эскадрильи 26-го истребительного авиаполка, – почему-то взяв под козырек, отрапортовал Севастьянов.

Это было прямое, чудовищное нарушение устава, но странная тяжелая, всепокоряющая сила, исходившая от этого человека, хозяина, как Алеша уже понял, и дворца, и охраны, и всей ситуации, заставила его доложить по форме…

– Мудрено, – пробормотал князь, – что за полк такой? Кирасирский али драгунский? У меня в кирасирских полках по 4 эскадрона… Впрочем, это сейчас неважно, – перебил он сам себя, – а по батюшке тебя как?

«Точно не немцы», – понял Леша, – Тихонович…

– Ну что ж, позволь и мне представиться, Алексей Тихоныч. Генерал-фельдмаршал, Главнокомандующий армией Екатеринославской и Украинскою, всею легкою конницею регулярной и нерегулярной, флотом Черноморским, президент Государственной Военной Коллегии, а также генерал-губернатор Екатеринославской, Таврической и Харьковской губерний; Ея Императорского Величества действительный камергер; лейб-гвардии Преображенского полка подполковник; шеф корпуса кавалергардов, Екатеринославского кирасирского, Смоленского драгунского и Екатеринославского гренадерского полков; князь Священной Римской империи Григорий Александрович Потёмкин-Таврический… – и, не сводя взгляда с Лешиного лица, спросил, вроде как равнодушно, но на самом деле весьма волнуясь: – Слыхал про такого?

– Кто же не слыхал! «Броненосец Потёмкин»! – Алексей расплылся в невольной улыбке. – Я раз десять смотрел… Шедевр… Весь мир знает!

Светлейший тихо и облегченно выдохнул…

– Ну, вот и познакомились, Алексей Тихоныч. Разрешаю звать меня Григорий Александрович, и даже прилюдно. А с немцем придется тебе повременить, чего он там натворил. У меня на него планы… – и тоном, уже не терпящим возражений, провозгласил: – А теперь прошу в залу, обоих. Und nun bitte ich Sie beide in die Halle…

Стража, окружив пленников плотным кольцом, деликатно, но неуклонно стала подталкивать их к выходу.

Когда Потёмкин в сопровождении двух рослых молодцов показался в проеме двери Гобеленовой гостиной, всё общество застыло в изумлении. Первым нарушил молчание быстрый на язык де Линь:

– Мой князь, вы что же, где-то втайне разводите атлетически сложенных молодых блондинов в кожаных одеждах? Это что, гладиаторы?

У дам, даже беременных, стали трепетно раздуваться ноздри, а мужчины в возрасте стали инстинктивно втягивать животы и расправлять плечи. «Вот она, мощь молодости! – подумалось Светлейшему, – однако же эффект превзошел все мои ожидания…»

– Развожу, мой дражайший де Линь, развожу. У меня их целая ферма под Смоленском, держу их на особом корму, а раз в год – день у нас особый, шкуродерный, шкуру кожаную с них дерут… вот сегодня как раз и оказия.

Гаврила Романович Державин аж подавился от смеха. Граф Кобенцль напряженно вытянул шею, пытаясь разобраться в ситуации.

Молодой Шарль положил руку на эфес парадной шпаги чисто инстинктивным жестом.

Цейтлин гладил бороду, с благожелательным любопытством поглядывая на спутников Светлейшего. Похоже, он тоже начал привыкать к настойчивому сюрреализму сегодняшнего вечера.

Сенька впился взором в серебряную нашивку – эмблему Люфтваффе – на правой стороне груди у Ульриха. Орел и свастика… Всё понятно! Фашистюга!

Атаман Головатый поправил усы и, меряя взглядом вошедших, подумал: «Один точно москаль, а другой, похоже, лях, а може и швэд».

Мария бросила быстрый взгляд и тут же опустила очи. Княгиня Долгорукова с удовольствием разглядывала эти два великолепных образчика мужской породы.

Княгиня Дашкова, глядя на них, подумала про сына: «Какой же мой Пашка все-таки обалдуй, а ведь столько было вложено!»

Графиня Браницкая весело засмеялась дядиной шутке…

Изида же равнодушно зевнула… В долю секунды увидела она всю их жизнь, и прошлую, и будущую. Интереса они для нее не представляли. Воздушные гладиаторы, не более. Впрочем, один из них, возможно, и войдет в вечность…

– Я предвкушаю, что нас ожидают гладиаторские бои, – со значением сказала София де Витт и, тряхнув шапкой белокурых волос, выразительно посмотрела прямо в глаза Ульриху. Тот зарделся нежным немецким румянцем, хоть и не понял смысла сказанного.

– Не раскатывай губу, Софьюшка, сей деликатес не для тебя, – многозначительно произнес князь.