Аркадий Черноморский - Последний подарок Потемкина [litres]

Человек преклонил колено, перекрестился в последний раз и пошел к трамваю. К вящему Сенькиному удивлению он-таки зашел в вагон и сел прямо напротив него.

– Какой роскошный день сегодня выдался! – сказал богомолец с чувством, пристраивая портфель под сиденье, – и опять же, трамвай пошел! Всё налаживается, слава тебе, Господи!

Сенька поднял взор. На него глядели добрые карие круглые глаза. Сквозь стекла круглых очков без оправы. Вообще, у общительного незнакомца всё было какое-то доброе и круглое, включая лицо и темную с проседью бороду. Подошла кондукторша и сказала бородатому:

– Трамвай немного задерживается, билет брать будете?

– Да, конечно, – отозвался тот, – ничего страшного, я могу подождать, если что… Получив билет, бородатый стал немедленно проверять его на счастливость, чем тут же завоевал Сенькину симпатию и расположение.

Судя по вздоху, со счастьем у него тоже не сложилось. Сенька сказал ему сочувственно, как товарищу по несчастью:

– Это ничего, что не счастливый, зато бумагу есть не нужно.

В ответ раздался веселый голос:

– Это вы точно подметили, молодой человек, бумага на вкус отвратительна, особенно с таким содержанием целлюлозы. Сразу видать – продукт одноступенчатой бисульфитной варки. Сраженный его эрудицией Сенька с уважением уставился на бородатого знатока целлюлозно-бумажного производства. А тот тем временем продолжал:

– Да и в трамвайную удачу я не очень-то верю…

– А зачем тогда билеты проверяете? – не удержался Сенька.

– А для меня это как бы практическое занятие по теории вероятности, – проигнорировав Сенькин сарказм, всё также добродушно отвечал круглолицый бородач. Очевидно, при этом словосочетании Сенькина физиономия изменилась настолько, что он участливо спросил: – Вас что-то обеспокоило, молодой человек? Простите, я не расслышал ваше имя?

– Сенька, то есть Семён, – выдавил он из себя.

– А меня Алексей Алексеевич. Очень приятно, – подчеркнуто вежливо представился его новый знакомый, – вы что, знакомы с теорией вероятностей, Семён?

– Ну, я так… в общих чертах, – промямлил Сенька, – меня просто очень интересует вероятность того, произойдут ли определенные события или нет… И что на это может повлиять. Планеты, к примеру, или атмосферное давление…

– Хм! – теперь уже с нескрываемом интересом посмотрел на него Алексей Алексеевич, – ну, это немного из другой оперы. Астрология с привкусом, можно сказать, метафизики и оккультизма… Классическая теория вероятностей, Семён, больше похожа на статистику… Но как преамбула к интересующим вас вопросам она, безусловно, приложима. Например, давайте проанализируем ситуацию с трамвайным счастьем: общее число шестизначных номеров, порождающих счастливые билеты, равно 55251, то есть, в среднем, примерно один билет из восемнадцати является счастливым. Вот, это и есть вероятность обладания счастьем, если определять его по «трамвайным параметрам», так сказать… И чем больше ты ездишь на трамвае, тем больше эта вероятность возрастает. Вы какие науки любите, Семён?

– Физику и математику, – быстро ответил Сенька и, подумав, добавил: – А теперь, пожалуй, и историю…

– Замечательно! – радостно отозвался бородатый Алексей Алексеевич, – математика есть альфа и омега почти всех наук! Да и к спектру ваших интересов весьма подходит.

– А почему вы сказали почти всех?

– Потому что есть области знания, любезнейший Семён, которые тяжело охарактеризовать, так сказать, количественно, используя существующий математический аппарат. Да и качественно их охарактеризовать подчас тоже просто невозможно. Особенно, учитывая ограниченные возможности нашего мозга… Оговорюсь, его нынешние ограниченные возможности…

– А что это за области знания? Ну, которые, необъяснимые наукой? Наука ведь может всё объяснить…

– Не совсем. Вот возьмем, к примеру, физические параметры мироздания. Мы ведь не можем себе представить бесконечность Вселенной, не так ли? Но мы также не можем представить себе и ее конец. Наш мозг просто не оперирует такими понятиями. Пока не оперирует…

– А что, есть надежда, что заоперирует? – спросил Сенька и тут же устыдился детскости своего вопроса.

– Надежда есть всегда! – ободряюще улыбнулся Алексей Алексеевич, – и мы над этим работаем.

– Мы – это кто?

– Человечество вообще, ну, и ученые в частности…

– А вы ученый?

– Ученый, в квасу моченый! – засмеялся он всем своим круглым лицом, – ну, можно сказать, что ученый. Но непонятно, выученный ли?

И, достав из портфеля, протянул Сеньке визитную карточку. На твердом картоне золотыми тиснеными буквами было написано:

«Профессор Алексей Алексеевич Ухтомский, Действительный член Академии наук СССР, Заведующий биологическим отделением Ленинградского университета, директор Института физиологии и руководитель электрофизиологической лаборатории АН СССР».

– Так вы академик! – изумился Сенька. И, понизив голос, осторожно спросил: – Простите, а разве ученый может быть религиозным?

– Лично я, Сеня, не вижу противоречия. Религия, надо сказать, улавливает одну из сторон действительности, недоступной до сих пор научному подходу. Ибо религия базируется на феномене веры… Просто веры. Без доказательств. И этот феномен человечеству подчас просто необходим, чтобы двигаться дальше, а ученым в особенности. Вы знакомы с принципами квантовой механики? С постулатами Бора?

Сенька отрицательно покачал головой.

– Тогда послушайте! – воодушевленно произнес академик Алексей Алексеевич Ухтомский. – Это очень поучительная притча от науки. И торопливо добавил: – Вы не беспокойтесь, Сеня, это не скучно… Обещаю! В начале этого века весь ученый мир переживал жесточайший «кризис жанра». Речь шла ни больше ни меньше, как о теории строения атома… Планетарная модель Резерфорда, предполагающая, что электроны движутся вокруг атомного ядра подобно планетам, обращающимся вокруг Солнца, была чрезвычайно элегантна. Эта модель позволяла объяснить многие свойства атомов, но находилась в полном противоречии с положениями классической физики, которая утверждает, что ускоренно движущийся заряд – в данном случае электрон – является источником излучения энергии. Вы ведь немного знакомы с электромагнетизмом, Семён? – с надеждой спросил академик Ухтомский, прервавшись на секунду, и, получив утвердительный кивок, продолжил: – Тогда получается, что рано или поздно электрон, вращаясь вокруг ядра, должен испустить всю свою энергию и грохнуться, так сказать, прямо на оное, так? Прямо на ядрышко, да, на родимое, так ведь? – Так, – подтвердил Сенька, и с любопытством спросил: – И что тогда, ну, когда он грохнется?