Аркадий Черноморский - Последний подарок Потемкина [litres]

– Ну, отчего же, Сеня. Эклектика вполне приемлема и в религии, главное, чтобы не было поклонения догме… Догмы могут быть страшнее демонов… Я вот значительный отрезок жизни посвятил Единоверческой Церкви. Вы, небось, и не слыхали про такую? Это тоже в какой-то степени эклектика. Это, знаете ли, такая попытка воссоединить всех православных, разделенных вот уже три века клином никонианства…

– Вы это о староверах говорите, Алексей Алексеевич? Про православное старообрядчество?

– Господи Иисусе! – вырвалось у академика Ухтомского. И он дрожащей рукой осенил себя крестом. Опять же, двумя перстами. – Непостижимы и чудны дела твои, Господи! Откуда же вам-то про это известно?

– «Обычай креститься двумя перстами не есть доказательство принадлежности к расколу, и запрещать его не следует», – произнес Сенька, уставившись на эти два перста, которые почему-то упорно привлекали его внимание. – Эта фраза, Алексей Алексеевич, мне запомнилась из одной книги, – и, отвечая на немой вопрос князя-академика, пояснил, – это митрополит Платон писал, в предисловии к Катехизису для священнослужителей, 1758 года издания.

– Но откуда же вам это ведомо! Вам, как вы выразились, советскому школьнику!

Сенька осторожно оглянулся и, пригнувшись к князю, прошептал:

– У меня случайно оказалась эта книга… И я чуть-чуть ее читал… Не всё понятно, правда… Далеко не все…

Ухтомский обнял его и погладил по голове своей теплой рукой. Большой княжеской рукой потомка Рюриковичей.

– Боже ж ты мой! – проникновенно сказал он, – таких совпадений просто так не бывает. А вы знаете, что митрополит Платон сыграл ключевую роль в учреждении единоверия? Это ведь с его благословения была открыта первая единоверческая церковь. Князь Потёмкин его в этом всячески поддерживал. Я извиняюсь за настойчивость, но всё ж таки, откуда у вас эта книга? Это же раритет. Издание XVIII века!

Сенька опять оглянулся и начал жарким шепотом:

– Вы не поверите, Алексей Алексеевич, но непонятным образом я оказался в XVIII веке, во дворце князя Потём-кх… Но окончить фразу ему не удалось… Приступ чудовищного кашля потряс всё его существо. Такого с ним ещё не случалось. Когда он пришел в себя, то, скорее, ощутил на себе, нежели увидел участливый и тревожный взгляд Ухтомского. Князь обеспокоенно смотрел на рукав ватника. Вернее, на расплывшееся пятно свежей крови, зловеще алеющее на синей материи.

– Как давно у вас кровохарканье, Сеня?

– С месяц уже, как мама умерла…

– Я не специалист, но это похоже на открытую форму туберкулеза. Вам нужно срочно лечь в стационар. И начать лечение. Иначе, сами понимаете… с чахоткой не шутят…

– Барсучье сало мне нужно, нойда велела, – вытирая выступивший пот путано пробормотал про себя Сеня, ещё не совсем очухавшись.

Но Ухтомский услышал.

– Барсучье сало, безусловно, может помочь, оно весьма способствует вырабатыванию иммуноглобулинов, но я бы посоветовал попробовать антибиотики. Вы что-нибудь об этом слышали, Сеня? Ну, что я говорю, – Ухтомский в досаде хлопнул себя по лбу, – конечно же, не слышали, да и не могли… Об этих препаратах, вообще, мало кто знает. Они экспериментальные. Правда, американцы и англичане уже активно их используют. Для лечения всяческих инфекций. Вы представляете, Сеня, их получают из плесени. Из плесневого грибка. Наша Зиночка Ермольева из ВИЭМ грибком этим уже давно занимается… И предварительные данные просто потрясающие, я две недели назад ее отчет читал. Через Ладогу очередная корреспонденция пришла с первыми образцами препарата из Москвы. Они его уже на детях испытали – на безнадежных, естественно…

Тут профессор Ухтомский осекся, поймав Сенькин взгляд.

– А я безнадежный?

– Сеня, я не врач, но вижу, что ваше состояние весьма тяжелое. Однако безнадежным я бы его не назвал.

– А что это такое ВИЭМ? И кто это – Зиночка?

– Ох, простите великодушно! ВИЭМ – это Всесоюзный институт экспериментальной медицины. А профессор Ермольева Зинаида Виссарионовна заведует там отделом химии микробов и иммунитета. Наиталантливейший микробиолог. Между прочим, дочка казачьего есаула. А оба мужа сидят… Простите, привычка последние четыре года появилась, постоянно вспоминать – кто уже сидит, а кто ещё нет… Но это отношения к делу не имеет… Так вот, препарат этот, под кодовым названием «Крустозин», поразительно эффективно подавляет гнойные инфекции на животных моделях и в культурах микроорганизмов в чашках Петри. У нас при университете есть микробиологическая лаборатория – филиал ВИЭМ, так они уже вовсю пробуют препарат на палочке Коха, представляете? Вы ведь знаете, что туберкулез – это бактериальное заболевание, и возбудитель его зовется микобактериум туберкулезис, на латыни. А под микроскопом этот микроорганизм смотрится, как палочки… Забавно, не правда ли?

Ничего особо забавного Сенька во всем этом не находил. Но, слушая восторженные рассуждения профессора, подумал: «А ведь, похоже, приступы начинаются, как только я упоминаю о своем приключении. Как там говорила нойда? Время – весьма мстительная субстанция. И не переносит, когда с ним шутят! Да уж, тут не до шуток». – Безусловно, не до шуток, – подтвердил Ухтомский. Судя по всему, Сенька произнес последнюю фразу вслух. И, может, не только последнюю…

«Вот я уже и заговариваться начал», – подумал Сенька с тоской, и тревожно взглянул на профессора. Но тот что-то писал на листке бумаги, вырванном из толстой лабораторной тетради в черной клеенчатой обложке, извлеченной из портфельных недр.

– Никаких шуток! – повторил он, протягивая Сеньке сложенный вдвое лист.

– Очень советую вам, Сеня, немедленно пойти в институт туберкулеза и показаться профессору Перельману. Это ему записка. Леонид Рувимыч – с мировым именем специалист, руководит там отделом экспериментальной патологии. Он-то как раз образцы Зиночкины и получил, с ее плесневыми препаратами, с антибиотиками этими. У нас-то в университете их пока ещё только на морских свинках проверяют. А у него есть возможность уже в клинике попробовать. Прямо сейчас…

– Судя по всему, я здорово похож на морскую свинку, – опять попытался пошутить Сенька, хотя на душе у него было скверно…

– Да Господь с вами! Вы вовсе не похожи ни на какую морскую свинку, я-то ведь с ними, можно сказать, близко знаком, – тоже попытался пошутить в ответ Ухтомский. И горячо добавил: – Просто нужно использовать любой шанс! Согласны? Вам ещё рано умирать, Сенечка! – Да, пожалуй… А где этот институт? Туберкулезный?

– На Лиговке, там, где больница Воскова. 16-й трамвай туда ходит. Вернее, ходил раньше. Вот прямо сейчас и езжайте. Не тяните.

– Сейчас не могу, у меня дело одно есть. На Боровой…