Павел Кольцов - Цикл «Как тесен мир». Книга 4. Встала страна огромная

Вдоволь насытившись подневольными женскими телами, офицеры спокойно возвращали пленниц обратно под крыло к доктору и даже галантно, по их мнению, строили им глазки на прощание. Последней привели измочаленную заплаканную Зину. Ее довольно пышная в интересных мужчинам местах фигура и лучащееся славянской красотой личико под густыми светло-русыми волосами привлекли пятерых.

Когда все удовлетворившие свою похоть насильники исчезли, к пострадавшим подошел доктор. Он что-то непонятное бухтел, извиняющимся тоном, но его никто не слушал. Не помог. Не остановил сволочей. Потом доктор излишне громко орал на подчиненных ему венгерских санитаров, и через время те принесли женщинам два ведра теплой воды, кусок хозяйственного мыла и немного белых тряпиц. Женщины поняли и, уже никого не стесняясь, снова разделись и принялись мыться, не углубляясь в этот раз в лес. Охраняющие их солдаты плотоядно облизывались, глядя на призывно белеющие своими женственными формами тела, но сами, категорически предупрежденные врачом-венгром, повторить скотство господ офицеров не отваживались. Пленные дядьки-санитары на время водных гигиенических процедур землячек деликатно отвернулись, в глубине души радуясь, что сами они мужчины.

Приведя себя мало-мальски в порядок, очумевшие от пережитого девушки заспорили, невольно перебрасывая свой гнев от недоступных их мести насильников на близких товарок. Вполголоса выплевывающая проклятья Настя, клялась никогда-никогда-никогда не простить этим гадам, того, что они с ней сделали. И убивать их, убивать, убивать… Медленно и мучительно. И не только этих. Но и всех-всех венгерских офицеров вообще. Ей бы только оружие достать… В противовес ей, красавица Зина изъявила желание, наоборот, забыть это позорное и мучительное событие, как страшный сон. И никогда-никогда-никогда его больше не вспоминать. Мнения остальных девушек тоже разделились: одни хотели мстить – другие – забыть. Пока перевозбужденные психологической и физической травмой спорщицы не передрались между собой, в разговор вступила молча сидевшая до этого Ирина Николаевна, к медицинскому и житейскому опыту которой прислушивались все.

– Эх, девчонки, девчонки, – грустно вздохнула она. – То, что вы сейчас друг на дружку кричите и зло срываете – это вполне естественно. Защитная реакция организма. Ваша психика так защищается. Все, с медицинской точки зрения, правильно. Но вы все-таки меру знайте. Мы ведь друг для дружки не чужие. Мы свои, советские.

– А вот скажите, Ирина Николаевна, – уже без крика, спокойным голосом обратилась к ней Зина, – а есть какое-нибудь такое лекарство, чтобы можно было все это забыть, но дурочкой сумасшедшей при этом не стать?

– Ну, Зина, насколько я знаю, такого лекарства, чтобы забыть что-то выборочное, а все остальное помнить, – еще не придумали. Это, разве что, гипнотизер может помочь. И то не уверена. Но, к нашему счастью, природа так устроила, что нас время лечит. Все плохое и даже самое ужасное постепенно тускнеет и уже воспринимается нашим сознанием легче. А потом оно вспоминается все реже и реже… А вот, хотите, я вам случай необычный расскажу из своей практики? – увела разговор в сторону Ирина Николаевна. – Помню, было это где-то за месяц до нападения Гитлера на Польшу. Привезли к нам в хирургическое отделение одного парня-шофера. Он в автомобильной аварии сильно головой ушибся. Ну, раны на голове я ему зашила, а больше никаких телесных повреждений у него не обнаружила. Здоровый такой парень был. Лицом симпатичный. Но от удара головой полностью потерял память. Вот, представляете, ну, совершенно ничего не помнил. Я к нему потом специалиста-психиатра вызывала. Тот его обследовал и только руками развел. Потеряв память, дураком этот парень не стал. Отнюдь. У него остался большой словарный запас, вполне приличное мышление. Он вполне мог задачи на разные темы решать, помнил художественные произведения, историю, географию, где какие животные обитают, растения… А вот все, что касается его самого и близких ему людей, – забыл начисто. Забыл, как его зовут и где он работает, забыл жену, товарищей, свой дом…

– А как вашего забывчивого пациента звали? – невежливо перебила Настя.

– А вот это уже я забыла, – грустно улыбнулась Ирина Николаевна. – У меня за прошедшие после этого три года множество других пациентов было. Хотя и не таких необычных.

– Случайно, не Саня Нефедов?

– Точно! – встрепенулась Ирина Николаевна. – Александром его звали. Это вспомнила. А вот фамилию, не обессудь, все равно не помню. Помню, что к нему жена приезжала сразу после аварии…

– Толстая такая, – опять перебила Настя, – мясистая, – и показала на себе преувеличенно большую грудь и широкий таз.

– Вот этого не помню, – смущенно пожала плечами Ирина Николаевна.

– Да точно, наш это Санька был. Из моего цеха шофер. С ним это тогда произошло. Как раз в августе 39-го.

– И как он потом? Память к нему вернулась? – вежливо поинтересовалась Бабенко, радуясь, что разговор повернул в другую сторону и прислушавшиеся к нему девушки немного успокоились.

– Не знаю, – покачала головой Настя. – Приходил он после больницы как-то на завод. Я с ним пообщалась немного. Он меня, правда, не узнал. Но шутил. Даже анекдот смешной рассказал. А потом он пропал. Вроде, арестовали его. У нас тогда много кого брали. Потом выпустили. А Саня так и сгинул непонятно. И жена его толстомясая. Хотя это я так, шутя, не такая уж она была и толстая… Хорошая у них была пара. Красивая. Подходили друг дружке. Да-а…

Скоро возобновился утомительный для пленных пеший марш с короткими остановками примерно через каждый час. Они прошли сквозь лес, потом мимо примыкавшего к нему поселка и опять через поля и покрытые виноградниками или дикими кустарниками холмы. На последнем перегоне батальон гонведов двигался довольно долго и остановился, только повстречав местного жителя, бешено нахлестывающего пару коней, запряженных в легкую длинно пылящую за собой бричку.

Майор, командующий батальоном, быстро переговорив с крестьянином, срочно созвал к себе офицеров. Солдаты и плетущиеся в конце колонны пленные в это время устроили очередной привал, тесно рассевшись по краю дороги. Отдыхали недолго – скоро всех подняли и направили в разные стороны. Одна рота солдат двинулась быстрым шагом прямо по вспаханному на зиму полю налево, вторая – направо, а третья, с которой остался командир батальона, противотанковая артиллерия и обоз, неспешно продолжила путь по проселку.

Дорога узкой змейкой вильнула между невысоких пологих холмов, и остаток батальона снова разделился: обоз и медики, включая пленных, расположились на поросшем кустарником и редкими деревьями склоне; станкОвые пулеметы сняли с подвод и в разобранном виде вместе с коробками патронов понесли на вершину левого холма; а пешие солдаты и артиллерийские упряжки медленно последовали дальше и скрылись за поворотом.