Павел Кольцов - Цикл «Как тесен мир». Книга 4. Встала страна огромная

– Ты ее откуда знаешь? – на ходу спросил Иванов своего мехвода.

– С завода, – пожал плечами слегка обиженный на командира за несправедливый, по его мнению, окрик Гурин. – Диспетчер из нашего транспортного цеха. А что, командир? Она тебе приглянулась?

– Да нет, – засмущался бесстрашный в бою Иванов. – С чего ты взял? Просто интересно. Такая махонькая пичужка и вдруг – боевой снайпер. Уверяет, как минимум восьмерых фашистов сегодня положила. Если не больше.

– Настя, – она такая, – понял поведение командира и перестал на него обижаться Коля. – Смешливая-то, смешливая, но если какое дело серьезности требует не подведет. Хорошая деваха. Отвечаю. Я, без обид, капитан, сам к ней одно время клинья подбивал. Было дело. Не так, чтобы с серьезными намерениями – чисто поразвлечься. Задорный характер ее понравился. Так она меня высмеяла и отшила. В снайперы она, думаю, уже потом пошла, как меня на сборы в 39-ом призвали. И что, она и впрямь столько гансов самолично уничтожила?

– Так сказала, – пожал плечами быстро шагающий Иванов. – Я не считал. Но немцы на нашем участке от одиночных выстрелов падали один за другим, как по команде. В основном офицеры. Я на это еще раньше обратил внимание. Зачем ей врать? Я ведь не ее командир. Ордена не раздаю.

Не складывалось как-то у Иванова с девушками. Нет, женоненавистником или стеснительным он не был, просто вырос на книжных представлениях о рыцарском отношении к противоположному полу. Его героями с детства были положительные персонажи Вальтера Скотта, Джека Лондона, не то чтобы запрещенного, но не рекомендуемого Грина… И, повзрослев, состоявшись, как боевой офицер, он все никак не мог преодолеть в себе этот накрепко впечатанный в душу совершенно немодный романтичный запрет: постельные отношения имеют право быть только с женой. Ну, или, на крайний случай, с невестой. Многочисленные короткие или длительные связи товарищей и подчиненных с легкомысленными девицами и женщинами постарше, замужними и нет, и еще на советской земле, и потом в Польше и Румынии, он в глубине души осуждал, хоть вида им и не показывал, а изредка даже завидовал их бесшабашному половому раздолбайству.

Не один раз случались у него романы с такими девушками, которых он вполне мог представить своими женами, тогда случалась и более тесная близость. Но каждый раз, такое вот невезение, до свадьбы дело так и не доходило: мешали длительные заграничные командировки: то на очередную войну, то на инструкторскую работу – и нетерпеливые невесты или находили себе других женихов, или просто изменяли, чего он простить каждый раз не мог. Воспользоваться польским или румынским борделем или просто погулять с легкодоступной и не привередливой польской панночкой или румынской фАтой Иванову претило. Сам бы себя потом не уважал. Так и холостяковал скучно в ожидании не понятно чего и почти перестав последнее время (еще до войны) заглядываться на женский пол, отдавая почти всего себя службе. Непонятно почему, но смешливая задорная девчонка с не то, чтобы красивым, но каким-то притягательным своей мимикой, худеньким лицом подростка и со снайперской СВТ за плечом чем-то за короткое, пару минут, знакомство обаяла его. Это что, то самое, что, говорят, бывает с первого взгляда?

До наступления темноты немцы больше не атаковали; так, работали периодически по площадям минами и снарядами разного калибра. Были новые жертвы и разрушения. К вечеру полку Кучкина удалось, по мере своих сил и умений, наладить более-менее действенную круговую оборону захваченного населенного пункта под непонятным красиво звучащим названием Монориерду, стоящего прямо на шоссе, ведущем в Будапешт. Не везде до конца, но отрыли окопы и траншеи полного профиля, оборудовали дзоты, приступили к постройке блиндажей и укреплению погребов местных жителей. По совету комиссара из третьего стрелкового батальона, добровольно пошедшего на фронт с началом войны Семена Черкасова, к земляным работам привлекли даже пленных немцев, сдавшихся при захвате деревни, а также тех, кого красноармейцы «собрали» с поля перед ней, кто залег под огнем и потом не успел вовремя убежать. А чего им без дела взаперти по сараям сидеть и даром хлеб жрать? Вместе с другими в плену оказался и скорчившийся в неглубокой воронке капитан Туркхеймер. Отстреливаться из личного вальтера он благоразумно не стал и, увидев над собой направленную вниз винтовку с длинным узким жалом штыка, а за ней обозленную физиономию русского плохо выбритого солдата, уныло вздохнул, встал и поднял повыше руки.

Также удалось приспособить к делу и некоторое количество захваченных германских МГ-34 и демонтированных из чехословацких танков пулеметов ZB-53, являющихся версией добротного станкОвого аналога. Четыре LT-35, потерявших ход, но с исправными башнями, с помощью тридцатьчетверок вообще перетащили в намеченные места и, разместив в неглубоких окопах, превратили в неподвижные огневые точки, выделив для их обслуживания бойцов из расчетов сорокапяток и смекалистых пехотинцев, не понаслышке знакомых с пулеметами.

Основные силы, чей скорый подход по-прежнему настойчиво обещали в радиограммах из штаба, для наступления на вражескую столицу, все никак не появлялись. Даже на горизонте. Странное какое-то получалось запаздывание на направлении главного удара. А если завтра развиднеется и «юнкерсы» вдобавок ко всему слетятся, как на угощение? А боеприпасами поиздержались? Где подвоз? Сколько еще одними своими силами продержимся?

Как ни спорил Иванов с Кучкиным, тот, при всей своей вежливости и учтивости, на правах комполка настоял раздергать тридцатьчетверки по одной машине и расположить на разных направлениях в качестве средств усиления и пехоты, и артиллерии.

Ночью им выспаться не дали. Немцы без всякой артподготовки и броневой поддержки бросили в бой союзников, непосредственных хозяев этой земли. По батальону венгерской пехоты с небольшой разницей по времени (наверное, второй батальон запоздал) атаковали с двух направлений: с тыла и с правого фланга, с северо-востока. Спокойно подходившую по шоссе из тыла, с юго-востока, колонну гонведов, с винтовками, мирно висящими за плечами, замеченную при тусклом свете осветительной ракеты, выдвинутые вперед дозорные поначалу вообще приняли за свое собственное долгожданное подкрепление и чуть было не выбежали им на встречу, радостно раскрыв братские объятия. Если бы венгерские командиры догадались переодеть свои первые ряды в красноармейскую или румынскую форму или хотя бы заменить головные уборы, – им бы, скорее всего, удалось сблизиться с дозором вообще без выстрелов. И последствия, вполне возможно, стали бы плачевными для всего полка.