Павел Кольцов - Цикл «Как тесен мир». Книга 4. Встала страна огромная

А так, хоть и с небольшим опозданием, но с уверенностью разглядев в бинокль вражескую, вполне отчетливо различимую в свете добавленных в темное небо ракет, военную форму, старший дозора приказал телефонисту поднимать тревогу в штабе, а расположенному в окопе немного сбоку от шоссе первому номеру растопырившегося на сошках дегтярева открывать огонь на поражение. Быстрые светлячки трассирующих пуль, перемежаемые невидимыми глазу обычными, гасли, вонзаясь в приближающиеся по дороге плотные ряды батальонной колонны. Ошпаренные губительным огнем передние гонведы рассыпались по обе стороны от шоссе и перешли с шага на бег. Правда, бег по липнущей грязи еще не до конца просохшего после дождя поля быстро замедлился и с трудом переставляющие ноги солдаты в большинстве своем поневоле снова вернулись к шагу, кто вообще не залег, спасаясь от со свистом шныряющей вокруг смерти.

К первому заговорившему ручному пулемету добавили свои татакающие голоса его ближайшие собратья; длинно застрочил из своей укрепленной бревнами и земляной насыпью амбразуры, поводя толстым хоботом из стороны в сторону, максим; часто захлопали винтовки; побежали к орудиям из ровиков, где спали вповалку, расчеты расположенных на том направлении двух сорокапяток и одной полковушки. Щедро встреченные пулями гонведы падали раненными или убитыми; вместе с ними валились на мокрую землю и даже вели ответный огонь из винтовок и ручных «солотурнов» их еще живые и невредимые боевые товарищи.

Непонятные русскому слуху крикливые команды венгерских офицеров поднимали залегших солдат и настойчиво гнали вперед. В помощь русскому стрелковому оружию заговорили, выплевывая осколочные гранаты и картечь, пушки. Из деревни разрозненными группами потянулось в свежевырытые окопы спавшее под крышами, в домах и сараях, подкрепление. Не очень метко открыл огонь из башенного пулемета прикопанный на том направлении трофейный «чех». Завелись тридцатьчетверки, поставленные на ночь не в первой линии.

Атакующие венгры, хоть и медленно, во множестве теряя людей, неотвратимо приближались короткими перебежками к селу. Они, как мотыльки, влекомые заложенным инстинктом к свету опаляющего костра на собственную смерть, гибли, но упрямо стремились прямо навстречу несущемуся в них свинцу: и впрессованному в остроконечные стальные рубашки винтовочных пуль, и отлитому в круглые 10-г картечины. Красноармейцы, да и младшие командиры, спавшие без задних ног после первого для большинства из них боевого дня, жестко выдернутые из объятий морфея объявленной тревогой, в целом действовали не очень удачно: стреляли, почти не целясь, сами цели выбирали плохо, не различая первоочередных. И настойчивым венграм все-таки удалось преодолеть первую линию обороны и ворваться на околицу.

Завязалась рукопашная. Вспышки выстрелов в упор. Дикий беспорядочный ор и жалобные стоны на двух языках. Легко и беззвучно вонзающиеся до дульного среза в податливую мягкость тел игольчатые и плоские штыки. Металлический лязг окованных железом прикладов по каскам и подставленным навстречу стволам и глухие дробящие кости удары по незащищенным местам. Ослепительные во тьме вспышки разнообразных ручных гранат, разящих горячими осколками и ударной волной, как врагов, так и зачастую своих или вообще самого не рассчитавшего дистанцию броска метателя.

Когда в тылу уже вовсю кипел ближний бой, на плотную не вспаханную землю луга за северо-восточной околицей из широкой балки выплеснулся и рассыпался несколькими цепями вширь второй, слегка запоздавший к атаке, венгерский батальон. С этой стороны уже разбуженные начавшейся пальбой красноармейцы позиции занять успели заранее. «Приветственный» огонь открыли не только дозорные первой линии, но и спавшие в тепле под крышами. И заметили они врага вовремя, и оружие приготовить успели. Под плотным губительным огнем венгерская атака на этом направлении быстро захлебнулась. Выжившие гонведы залегали, и если офицерам и удавалось их поднять для очередной перебежки вперед, то продвинуться они успевали буквально на пару метров. Затем солдаты снова падали на кажущуюся им спасительной от часто бьющих по-над самой землей очередей траву и старались (кроме невезучих ручных пулеметчиков) не привлекать к себе лишнего внимания безвредной для русских вспышкой из собственного ружейного ствола.

С большими потерями прорвавшийся в деревню с юго-востока венгерский батальон действовал без особого плана. Отделениями, взводами и просто малыми группами гонведы растекались между дворами и постройками, стреляя во все, что движется или кажется русским оккупантом. Бросали во множестве выданные им ручные гранаты во вражеские машины, окна домов, двери сараев и погребов, где уже не было никого, кроме пытающихся выжить в этом кошмаре мирных жителей. Гранаты у них были собственного венгерского производства, двух систем: новенькие 42 М, с деревянной ручкой и взрывателем с замедлителем, похожим по своему действию на советский в РГД-33, и старенькие 36 М, цилиндрической формы без всякой ручки, взрывающиеся без всякого замедлителя, исключительно от удара.

Возле одного добротно слаженного из бревен вместительного сарая венгры походя пристрелили безуспешно пытавшегося от них отбиваться и почему-то не убегавшего красноармейца; сшибли прикладами замок с крепкой двери и, от большого ума, перед тем, как зайти, забросили внутрь парочку гранат. После ярких взрывов из темени донеслись явно германские вопли и жалобные стоны. Оказалось – пленные немцы. Уцелевших после «дружественного огня» союзников вывели наружу и на ломанном немецком настоятельно посоветовали подобрать разбросанное возле убитых иванов оружие и помочь в освобождении деревни. Не очень довольные, мягко говоря, таким освобождением немцы согласились, куда ж деваться, и, стараясь держаться вместе, двинулись, крича, для опознавания, по-немецки, навстречу наступающим венграм, постепенно подбирая упавшие возле убитых русских винтовки и снимая с трупов подсумки с патронами. Командование сводным отрядом вермахта принял на себя самый среди них старший по званию, капитан Вилли Туркхеймер.

Но постепенно сопротивление прорвавшимся в село венграм возрастало, как у все более сжимающейся пружины. К месту прорыва стекались все новые и новые красноармейские подкрепления. Гонведы, хоть и бьющиеся на своей земле и, можно сказать, за правое (с их стороны) дело, тоже не были бессмертными и все больше гибли от встречного огня в упор, от кинжальных пулеметных очередей из-за угла или с чердака, сметающих буквально одним махом целое отделение; от рвущихся гранат, от неожиданно набрасывающихся на них со спины или фланга разъяренных от собственного страха русских, не всегда полностью одетых, часто без касок, с хеканьем нанизывающих их тела на свои длинные игольчатые штыки и буйно молотящих по чем попало окованными толстыми железными пластинами прикладами.