Павел Кольцов - Цикл «Как тесен мир». Книга 4. Встала страна огромная

Фашистская мертвая птица не загорелась и не взорвалась, даже не задымилась. Когда опасность с неба миновала, к месту падения подбежали прятавшиеся поблизости красноармейцы. Из смятой разбитой кабины, отодрав до конца остатки плексигласового фонаря, солдаты вытащили обмякшее тело в серо-голубом, слегка залитом кровью, мундире. Снизу, мешая доставать летчика, болталась сумка с парашютом; слева, возле тонкого носа, его молодое лицо было аккуратно пробито одной пулей винтовочного калибра. И этого единственного попадания ему, по всей видимости, вполне хватило. Ему и его летающей боевой машине.

– Кто ж его так метко грохнул? – спросил, оглядев убитого, подошедший к необычному трофею комиссар Черкасов. – Прямо снайперский выстрел!

– Настя! – окликнул выбравшуюся неподалеку из погреба Журавскую суетившийся возле рухнувшего самолета младший сержант. – Твоя работа?

– Не-а, – покачала головой Настя, поправляя на плече ремень самозарядной винтовки. – Я даже не высовывалась. Я ведь не зенитчица. Так весь налет в погребе и просидела. Как мне и было приказано.

– Митюхин это, – влез в разговор немолодой дядька, безбожно запорошенный землей, которая сыпалась у него даже из пышных усов. – Больше не кому. Я ему, дурню, говорю, «ложись!», а он винтовку вскинул и давай в небо садить. Больше от нас в этот раз никто и не стрелял. Дураков нема. Он один. Был. Царствие ему, как раньше говорили, небесное. Чи теперь, товарищ батальонный комиссар, коммунистическое?

– Что, убили? – вскинул брови Черкасов, пропустив мимо ушей теологические метания не вполне политически грамотного бойца.

– А как же? Конечное дело, убили, – подтвердил разговорчивый дядька. – Друг друга они, видать, и порешили. Ванька, значит, ганса этого одной пулькой случайно достал, а тот, видать, на свою гашетку заранее нажал, ну, и отблагодарил его почитай цельным десятком – всю грудь бедняге искромсал, живого места не оставил. Сволочь фашистская. Так-то вот получилось.

– А ты почем знаешь? – продолжил расспрашивать Черкасов, отвлекшись на, в общем-то, незначительное в масштабах его батальона дело.

– А я, значитца, рядышком с ним был. В одном отделении мы. Видел. Как Ванька, то есть, красноармеец Митюхин, третьим разом пальнул вверх, так сам убитый на спину сей же час и откинулся. А немчик энтот следом и сам вниз носом клюкнул и в огород грохнулся. Ва-анька его сбил. Больше некому.

– Ладно, после боя напишу на него представление на орден, посмертно. Пускай семья получит. Деньги за сбитый самолет ему тоже причитаются. Не помню сколько, но причитаются. Как, говоришь, его фамилия? Повтори. И подразделение ваше назови.

Записать данные погибшего бойца Черкасов не успел. Донесся командный окрик ротного: «Все на позиции! Танки!», и комиссар, махнув рукой, мол, потом, побежал со всеми в сторону окопов.

Опять на деревню с нескольких сторон ползли серые бронированные коробки. Опять за ними почти вплотную, как привязанные, спешили серо-зеленые пехотные цепи. Оживали не до конца уничтоженные рубежи красноармейской обороны: выставлялись на осыпавшиеся брустверы схороненные вначале бомбежки вниз станкОвые и ручные пулеметы, длинноствольные противотанковые ружья; прижимались к плечам приклады винтовок; наводились на приближающиеся цели сорокапятки и полковушки; начинали пристрелку минометчики; выползали поближе к околицам укрывавшиеся до поры до времени подальше от околицы тридцатьчетверки.

Когда их уже не ждали, с востока неожиданно для обеих сторон налетели «илы». Целый, похоже, штурмовой полк. Эскадрильи, как их уже окрестили немцы, «летающих танков» разделились и дружно набросились с неба на атакующих венгерскую деревню с разных сторон фашистов. Действовали летчики по привычной накатанной схеме: первый заход – сбросить бомбы, второй – залп эрэсами, третий – пушечные очереди на бреющем. Наверху, пока не ввязываясь в наземный бой, барражировали охраняющие их широколобые «лавочкины».

В этой атаке ассортимент германских машин на поле боя на одну позицию расширился. С учетом открытого неба и вероятности воздушной атаки, позади танков и артштурмов ползли в небольшом количестве легкие полугусеничные тягачи фирмы «Демаг» с установленными в передней части кузова прикрытыми щитами 20-мм автоматическими зенитными пушками. Но зениток было немного, располагались они редко и штурмующим «илам» большой урон нанести не смогли. Напротив, опытным глазом отличив более широкие и редкие трассеры их снарядов от обычных пулеметных очередей, тянущихся от бронетранспортеров и просто пулеметчиков-пехотинцев, поблизости с ними работающие летчики-штурмовики второй или третий заходы, эрэсами или пушками, как правило, делали на них.

Первой не выдержала германская пехота. Постреляв без особого толка вверх, в проносящиеся над ними на небольшой высоте недоступные пулям винтовочного и пистолетного калибров голубые бронированные животы, из ручных пулеметов, карабинов и автоматов, они, оставив на поле убитых и залегших, побежали обратно. Следом за схлынувшими с поля боя стрелками попятилась и бронетехника. Но не вся. Часть ее осталась пылать дымными факелами или, обездвиженная без ярко выраженных огневых эффектов, широко распахнула все свои эвакуационные люки на башнях и корпусах и спешно выдохнула наружу улепетывающие обратно экипажи.

С неимоверным облегчением поняв, что вражеская атака захлебнулась и на этот раз отменяется, и что для них на какое-то время шанс погибнуть за Родину явно откладывается, кричали «ура!» и размахивали снятыми касками и пилотками красноармейцы, приветствуя своих краснозвездных ангелов-спасителей. Среди этих спасителей, вполне успешно отработал свой очередной вылет теперь уже командир штурмового звена из четырех «илов» набравшийся боевого опыта, повышенный до лейтенанта Сергей Лебедев. Он не предполагал, что там внизу, в этой небольшой венгерской деревушке, окруженной со всех сторон врагами, в числе прочих с благодарной улыбкой смотрят в небо и его сосед, живущий в коммунальной квартире над ним, которого, не взирая на ответственный партийный пост, все называли по-простому, дядя Сеня, и бойкий дружок второго соседа, рыжий Колька, в первый день войны, когда его сбили, опознанный на фотографии здоровяком-артиллеристом, спасшим самого Сергея.

В этом боевом вылете штурмовики потеряли две машины: одна была метко сбита самоходной зениткой при лобовой атаке и, уже загоревшаяся, с мертвым летчиком, рухнула и взорвавшимся бензобаком уничтожила бОльшую часть стрелкового отделения вермахта; а вторая, получив снаряд в мотор, хоть и задымилась, но смогла повернуть и с остановившимся винтом попыталась приземлиться на прямом участке асфальтированного шоссе напротив поселка, в расположении своих войск. Шасси с помощью ручной аварийной лебедки вышли полностью, скорость потихоньку падала, касание земли, короткая пробежка и брошенный кем-то у края дороги пустой ящик из-под снарядов… От сильного удара стойкой шасси штурмовик резко повело на обочину, не до конца подсохшая грязь усугубила положение, и самолет врезался в застывший сбоку еще вчера полностью выгоревший чехословацкий танк. Взрыв. Пилот погиб сразу, а стрелок с перебитой рукой и воткнувшимися в легкие лопнувшими ребрами еще несколько минут нечеловечески помучился, живьем сгорая в пламени и безуспешно пытаясь выбраться из смертельного капкана.