Павел Кольцов - Цикл «Как тесен мир». Книга 4. Встала страна огромная

Колонна шла на рысях – не шагом, как позапрошлая. Параллельно с бесконечными рядами конников тянулись орудийные упряжки, подводы и двуколки. Что Иванов, рассматривающий многокопытную змею в бинокль отметил не сразу, так это головные уборы и верхнюю одежду всадников. Твою мать! Папахи? Бурки? И скачут-то в противоположном направлении. Не на восток. Видно, устал за прошедший день, да уже и часть ночи. Совсем внимание ослабло. И соображение. Неужели наши? Противотанковые пушки, положим, и у немцев похожие, а вот родные максимы в подводах ни с чем не спутаешь. И силуэты ДШК на высоких треногах, уставившиеся в черное небо характерными дульными тормозами, тоже о чем-то говорят.

Их танк с так и не выключенной фарой (медленнее стал соображать измучившийся за рычагами Гурин) заметили. Не прекращая общего движения, на пологий холм понесся, заходя с левого борта, десяток всадников; от бурок они освободились заранее, короткие автоматы Судаева и более длинные Симонова передвинули на грудь. Не дожидаясь результата разведки, четыре орудийных упряжки дружно съехали с дороги и их спрыгнувшие расчеты быстро и ловко принялись снимать с передков низенькие противотанковые пушки. На бойцах артиллеристах Иванов рассмотрел полукруглые красноармейские каски. Сомнений больше не осталось, и он приказал погасить фару, а ему передать что-нибудь белое: полотенце, платок или портянку. Еще пальнут ненароком, олухи копытные, и гусеницу порвут или самого вместе с крышкой люка напрочь снесут к такой-то матери. Обидно будет.

Разведка взлетела на холм, часть, замедлившись, двинулась дальше, высматривая, нет ли у застывшего на вершине танка попутчиков, а остальные, тоже насторожившись и уже придерживая разгоряченных коней, пошли на сближение. То, что танк не поворачивал в их сторону башню, обнадеживало. Силуэт им тоже был знаком.

– Эгей, казаки, – закричал Иванов, размахивая над головой когда-то белым полотенцем Минько. – Не стреляйте! Мы свои! Из 36-й бригады.

Казаки слегка расслабились, но автоматы они все еще направляли в сторону размахивающего хорошо заметным белым флагом человека, хотя пальцы со спусковых крючков и отвели. Приблизились вплотную. Иванов, не дожидаясь, бросил внутрь башни полотенце, выбрался наружу и спрыгнул на землю. Поймал под уздцы чуть ли не тычущуюся в него разгоряченную и дышащую теплым паром лошадиную морду и с усмешкой попросил:

– Слышь, казак, придержи свое транспортное средство – затопчешь. Я ж на тебя танком не наезжаю.

– А ты кто таков будешь?

– Капитан Иванов. Командир 1-го танкового батальона, 36-й танковой бригады, 15-го танкового корпуса.

– И откуда вы здесь взялись? А, капитан? Вас здесь быть не должно. Заблудилися, али как? И где ваш остальной батальон?

– Боец, сначала представьтесь, – расправил большими пальцами комбинезон под ремнем Иванов и раздвинул неширокие плечи. Ему не понравилось нагловатое панибратство чубатого казака в плоской светлой кубанке.

– Я-то? – опять якобы невзначай подтолкнул шенкелями коня вперед бравый казак.

– Ты-то. Я себя назвал. Что танк – советский – сам видишь, если со зрением порядок. И с умственным развитием тоже. И лошадь на меня не толкай! Мать твою перемать; оглоблю твоей кобыле под хвост, а потом этим же концом тебе в глотку аж до седла; чтоб тебя самого подковали гусеничными траками; чтоб ты своей жеребой кобыле уши обрубил в первой же сабельной атаке; чтоб ты, как немца повстречаешь, от храбрости так ветры пустил, что седло треснуло; чтоб у тебя, когда после перепоя заснешь, бурку моль поела и чубом с усами закусила, чтоб ты, как до ветру пойдешь, забыл штаны снять, чтоб…

– Ладно, будя, товарищ капитан, – белозубо засмеялся шебутной казак. – Лейтенант Кобза. Командир разведвзвода 43-го кавполка 50-й кавдивизии. Кубанской. Прошу жаловать – любить не напрашиваюсь. Вижу-вижу, что вы свои. Уже и пошуткувать с вами нельзя – сразу серчаете. Так откуда вы здесь взялись-то?

– Мы в деревне за Пилишем, Монориерду называется, два дня оборону держали. Шоссе на Будапешт стерегли. Стрелковый полк, отдельный мотострелковый батальон, артиллерии немного и мой танковый батальон: все восемь танков на начало боя. Всё ждали подхода основных сил. Не дождались. Раздавили нас. Мы вот, отступая, сюда выбрались. Вас встретили. А ты, чубатый усач, изгаляешься, словно фашист какой.

– Ладно, «броня крепка», не обижайся, остынь малёхо. Кстати, к твоему сведению, у меня жеребец, а не кобыла. Разницу в их сущности и строении понимаешь? Га? Если тебе темно и не видишь, разрешаю пощупать.

– А еще кому я могу пощупать? Сапогом? Или лучше гусеницами? Так у нас между траков полно и конских, и людских ошметков застряло, когда мы фашистскую колонну «щупали». Можешь самолично шашкой выковырять, Убедиться, если не веришь.

– Будя, капитан, не кипятись. Не самовар. Ты верхом ездишь?

– А ты танк водишь?

– Понял. Раз танкист не скачет к комполка, придется за комполка посылать. Гриня (обернулся к своим), дуй к Елисеичу. Разговор наш слышал, передай. И пусть Елисеич, если захочет с капитаном потолковать, сюда сам двигает. Марш, марш!

Молодой казак лихо развернул коня, гикнул и умчался вниз по косогору, рискуя сломать шею и себе, и своему прыткому транспортному средству.

– Капитан, вниз тут съехать сможешь? – улыбнулся чубатый лейтенант, – пушку не погнешь? Чтобы моему командиру к тебе наверх не взбираться?

Осторожно спустившись к плотно запруженной конницей дороге и остановившись, чтобы не мешать движению, еще перед обочиной, изможденные двухдневными боями, маршем по бездорожью и почти не спавшие уже вторую ночь танкисты и примкнувший к ним артиллерист вылезли из машины наружу и, наконец-то, вздохнули с облегчением. Соединились со своими. Накатилась невольно смыкающая глаза усталость. В ожидании незнакомого комполка они сели рядком возле гусеницы, привалились спинами к грязным опорным каткам и дружно задремали. Возникшая за последние недели полезная привычка: уделять каждую свободную минутку отдыху, чтобы потом, по мере необходимости, быть бодрым дольше возможного, сработала и сейчас. Хорошо, не нужно никого в карауле оставлять – вокруг свои…

– Капитан, – не очень вежливо потолкал Иванова по ноге своим щегольским сапогом с малиново звенящей шпорой невысокий, с глазами навыкате, усатый, но в отличие от лейтенанта Кобзы не чубатый казак в бурке и неизменной кубанке. – Просыпайся. Некогда мне.

Иванов помотал головой, потер кулаками воспаленные глаза и поднялся. Остальные танкисты, слегка размежив веки, решили, что их разговор начальства не касается, и снова клюнули чумазыми носами – досыпать. Иванов представился и вкратце доложил о событиях двух дней боев вокруг придорожной деревеньки. Насколько он владел информацией. Предъявил документы. Свои, танка и дремлющих подчиненных, показал на карте примерный путь машины и движение встреченных вражеских колонн по дорогам. Собеседником его оказался не комполка Елисеич, как обещал лейтенант Кобза, а замначальника дивизионной разведки Жердяев в чине капитана. Ну, Иванову-то, какая разница, с кем общаться? Выбирать не приходилось. Мы не гордые. Кого прислали. Иванов, не считающий себя опытным физиономистом, тем не менее, почувствовал, недоверие кавалериста к его рассказу о погромах, учиненных его экипажем в двух вражеских колоннах. Ладно. Проглотим и это. Не за ордена воюем.