Павел Кольцов - Цикл «Как тесен мир». Книга 2. Миролюбивый поход

– Нальете воду – сразу обратно. Если на улице колодца не видно – попросите на первом же подворье. В село не углубляйтесь. Будьте у нас на виду. Мало ли. И по сторонам внимательно поглядывайте.

Мотоциклисты немного проехали по шоссе и свернули в сторону деревни; грунтовая дорога с двумя широкими колеями, разделенными полоской уже пожухлой травы, была хорошо утоптана и пыль за ними почти не курилась.

– Голощапов, – окликнул радиотелеграфиста-пулеметчика Иванов, – связь с батальоном есть?

– Нет, товарищ командир, не слышу, – ответил Голощапов. – Еще далековато, наверное.

– Ладно. Дементьев, на всякий случай и башню, и пушку сними со стопоров. Затвор открой, но пока не заряжай. Пулеметы приготовь. Всем повышенное внимание. А я к съезду на проселок передвинусь – подстрахую наших водовозов . Коля, за руль. Повернешь на проселок и станешь передом к селу, мотор не глушишь. Действуй.

Командирский броневик занял позицию на проселке еще до того, как мотоцикл въехал в село. Иванов снял башню и пушку со стопоров, обратно высунулся из башни над откинутой вертикально полукруглой крышкой люка и, задрав очки наверх, стал внимательно наблюдать в бинокль. Ни в окружающих полях, ни на ближайших подворьях ни единого человека; даже деревенской живности не наблюдалось. Как вымерли все. Или попрятались. Мотоцикл остановился. Магнолин, очевидно, не увидев колодца на улице, подошел к первому штакетнику слева. Постоял. Кричал хозяевам или нет, за тарахтеньем на холостом ходу собственного мотора, было не слышно. Услышал Иванов только выстрелы. Вразнобой, громко даже с такого расстояния хлестнули винтовки. Упал навзничь, выронив ведро, отброшенный в грудь свинцом Магнолин; рухнул вниз на собственный руль немец-водитель, запрокинулся головой назад в коляске фельдфебель. Откуда стреляли, Иванов так и не заметил, но судя по тому, что Магнолина отбросило назад, – его застрелили как раз с левого подворья, куда он и направлялся.

– Вперед! – крикнул Иванов, молниеносно спрыгивая на свое сиденье и закрывая крышку люка. – Осколочный с колпачком. Заслонки опустить.

– Колька умело разгонял по проселку тяжелую машину, быстро переключая скорости. Иванов крутил панорамный прицел, но так ничего подозрительного и не заметил. Выстрелы стихли, вокруг снова стояла мирная тишина. Не доезжая полсотни метров до мотоцикла, Иванов велел Кольке резко свернуть налево и въехать в подозрительное подворье со стороны окружающего поля. Переключившись с третьей скорости на вторую, Колька свернул и уже медленнее повел тяжелую бронированную машину по убранной от урожая кочковатой стерне.

– Слева дом объезжай, – велел лейтенант. – Теперь не гони.

Броневик хрустко подмял под себя плетень и заехал на огород. Грядки, кустики, местами вскопанная земля, и никого. Иванов велел развернуться вправо, в сторону стоящего в двадцати метрах среди плодовых деревьев и кустов добротного кирпичного дома под крытой кровельным железом зеленой крышей; приподнял маховиком пушку со спаренным пулеметом и, поворачивая на первой скорости башню, нажал ногой на педаль пулеметного спуска. Полтора десятка пуль равномерно прочертили пунктир понизу железной крыши. Проверив чердак, Иванов опустил пушку и навел перекрестье прицела на виднеющееся небольшое окошко.

– Гена, – сказал башенному стрелку, – окрой крышку люка, но за нее не высовывайся. Прокричи на украинском, что если не выйдут, кто стрелял, – мы уничтожим дом. Даю им минуту на размышление.

Минько, прячась за откинутой вертикально крышкой люка, прокричал требуемое; Иванов засек время. Минута еще не кончилась, а из-за дома показалась полнотелая женщина в сером холщевом переднике поверх одежды, похоже, хозяйка. Заголосила, приблизившись:

– Ни мами жолнежи! Ни стшелай! В дому дечи!

– А хто наших солдатив хвылыну тому постриляв? – спросил Минько, краем лица показываясь женщине из-за приподнятой крышки люка.

– Ниц ни вим. Ниц ни вицжауем, – развела руками женщина.

– Точно я ее не понимаю, – доложил командиру Минько, – но, по-моему, она говорит, что солдат у нее нет, и в доме дети. Думаю, врет курва.

– Я тоже так думаю, – согласился Иванов, поворачивая по сторонам панорамный перископ. – Нюхом чую: из этого двора стреляли. Но выйдем обыскивать – нас самих, как уток влет, поснимают.

И Иванов, не колеблясь (хватит смертей среди своих), нажал на педаль пушечного спуска. Взрыватель осколочной гранаты с не снятым колпачком, не среагировал на тонкое оконное стекло и с замедлением выполнил свое предназначение, только проломив выложенную в полкирпича внутреннюю стену дома. Граната рванула уже в следующей комнате. Из боковых окон в клубах серого дыма вместе со стеклами и рамами вылетели непонятные ошметки; ходуном затряслась крыша. Полячка обернулась и застыла в молчаливом ужасе с открытым ртом, разведя руки в стороны.

Минько, выбросив из казенника пустую гильзу, зарядил тем же боеприпасом, Иванов опять подкрутил пушку вверх и послал осколочную гранату, по прежнему поставленную «на фугас», в нижний край зеленой крыши. Граната рванула в глубине чердака, разметав железную кровлю и частично стропила. Вывернув курсовой пулемет до отказа влево, внезапно застрочил Голощапов. Иванов, поискав панорамным прицелом, заметил мелькающую между деревьев фигурку в неподпоясанном польском мундире. Напоровшись на очередь, фигурка дернулась, споткнулась и упала, скрывшись за кустами. Голощапов, не жалея патронов и не очень думая о перегреве ствола; разметывая в стороны листья, ветки и землю, густо тхлестал свинцовыми плетьми место ее падения.

С улицы, от мотоцикла, неожиданно зататакал редкими короткими очередями автомат или пулемет. В ответ громко бахнула винтовка. Стука пуль по броне не было – стреляли не по ним.

– Коля, объезжай дом слева. Потихоньку. На первой.

Броневик медленно двинулся, подминая грядки и кусты, между домом и какими-то хозяйственными постройками в сторону сельской улицы.

Бревенчатый, крытый некрашеным тесом длинный сарай, чем-то не понравился Иванову. Интуитивно не понравился. Он приказал Кольке остановиться и послал осколочную гранату в низ крыши. Граната рванула в середке чердака, разбросав обломки серых потрескавшихся досок и сено, сложенное там на зиму. Заревела раненная или перепуганная скотина внизу. Опять с улицы простучала короткая очередь. Опять в ответ пару раз хлестнула винтовка. Иванов заметил, как от хлева, обстрелянного им, побежал в сторону человек в гражданском пиджаке, но с ружьем в руке. Голощапов, если не развернуть броневик, не достанет – мертвая для шаровой установки зона. Иванов решил разобраться с беглецом самостоятельно: он довернул башню, опустил спаренную установку, навел перекрестье немного впереди вооруженного мужчины и нажал ногой на пулеметный спуск. Загрохотал, выплевывая короткий язычок огня из ствола, спаренный пулемет; человек сам набежал на свинцовую струю, и, дернувшись, рухнул ничком в траву. Иванов заметил, как его пули дырявили пиджак на спине беглеца, и добивать упавшего не стал. Незачем. За домом продолжалась вялая дуэль пулемета и винтовки.