Павел Кольцов - Цикл «Как тесен мир». Книга 2. Миролюбивый поход

– Не боись, камрад, – улыбнулся, садясь за руль, Голощапов кривящемуся от боли в потревоженной ране фельдфебелю, – доставлю с ветерком, но не растрясу. Скоро у своих шнапс пить будешь.

– Спасьибо, товарьищ, – от души поблагодарил немец.

– Слушай, а звать-то тебя как? А то камрад, да камрад.

– Рауль.

– А меня Олег.

– Ольег.

– Правильно. А скажи мне, Рауль, чтобы я понимал, вдруг в дороге, не дай бог, конечно, пригодится: почему ты по поляку не из пулемета (он кивнул на закрепленный на вертлюге впереди коляски пулемет), а из автомата стрелял?

– Мотоцикль стоять так, что из кольяска из пульемет не достать. Снять не успель. Прьятаца за мотоцикль.

– А-а. Теперь ясно. А в пути, в случае чего из пулемета стрелять сможешь? Мне на тебя рассчитывать?

– Одна рука мОгу.

– Ну и хорошо, Рауль. Это я так, на всякий случай спрашиваю – авось и не придется. Командир машет – поехали.

Обратно второй броневик вел сам комэкипажа Дементьев. Остальные его бойцы хоть и осваивали специальность водителя, но так в этом деле и не преуспели. Доехали без приключений, хотя всю дорогу были в тягостном напряжении. Ерундовая, казалось бы, поездка за водой, так печально окончившаяся, призывала всех к повышенной бдительности. Глупо как-то все получилось (впрочем, а разве всегда на войне гибнут по-умному?): из-за расслабившегося не вовремя хомутика на водяном патрубке убиты товарищ (сам, возможно, и недосмотревший), немец и четверо поляков (ну, их-то не жалко), еще один нормальный мужик (хоть и немец) тяжело ранен.

Приехав, «обрадовали» комбата и отсутствием немецкого ответа на письмо, и действительно оккупированной немцами территорией, и нелепой гибелью Магнолина. Но грустить было некогда: дел невпроворот.

– Ладно, Володя, сказал Персов. Ты свою задачу выполнил – можешь отдохнуть. Батальону велено до особых распоряжений располагаться прямо здесь, на шоссе, в месте соприкосновения с немцами. Правда, обоз отстал и палаток нет – будем устраиваться по-походному: брезент и шалаши. А ты, как больше всех сегодня потрудившийся, будешь ночевать с удобствами: отправляйся своими двумя машинами в Хелм. Там уже комендатуру организовали. Доложишься и располагайся на отдых. Похоже – активная часть боевых действий на нашем участке закончилась. Теперь в верхах пусть договариваются: где, чья территория. От нас уже, думаю, больше ничего не зависит.

– А бойцы лейтенанта Карпенко, что с нами последние дни все делили? Им что делать?

– И их с собой забирай. Распоряжение тебе выдаст начштаба. Что, сдружились с лейтенантом?

– Нормальный мужик оказался. Надежный. С ним хоть в бой, хоть в разведку – полностью положиться можно.

– Это хорошо. Броня и моторизованная пехота вместе – сила. Хоть в городе, хоть в поле. Прекрасно дополняют друг друга.

– Полностью согласен с вами, товарищ командир.

– А ты молодец, Володя, быстро воевать освоился. Талант у тебя оказался к этому делу. Я, честно скажу, даже не ожидал, что ты так проявишься. Даже больше того. Считаю – орден заслужил. Уже подал на тебя рапорт крути дырочку под «Красную Звезду».

– Да я не за ордена, хотя кто же откажется. Да и везло мне к тому же, и бойцы хорошие подобрались. А как только чуть расслабился – водитель погиб. Нужно мне было туда сразу на броневике ехать.

– Верю, что не за ордена. Верю, что и везло к тому же. И в бойцов твоих хороших верю. Но честно заслуженные ордена на груди еще никому помехой не были. А насчет погибшего водителя – уверен, нет в этом твоей вины. Не казнись. Войны без потерь не бывает. Про комроты своего слыхал? Емельянова?

– Нет, а что?

– Да ранили его тяжело. В госпиталь отправили. Так что, принимай роту, лейтенант. Все, что от нее осталось. Двенадцать бронемашин с твоей вместе. Пока, временно, а там, может, на роте и останешься; думаю – потянешь. Приказ я уже подписал. И дырочки в петлицах верти – думаю, еще по кубарю получишь. Я ходатайствовал. Станешь старлеем раньше выслуги лет, как оно во время боев и случается.

– Есть, товарищ майор, принимать роту и вертеть дырочки, – улыбнулся запекшимися губами Иванов.

– Кстати, у тебя в экипаже водителем оказался знакомый моих родителей по Харькову. Рыжий такой парнишка. Жизнерадостный.

– Коля Гурин знаком с вашими родителями?

– Как оказалось. Тесен мир. Он друг их соседа по коммунальной квартире. Как он воевал?

– Вы знаете, пришел на учебные сборы совершенно до этого не сталкивавшийся с армией паренек и очень быстро втянулся. Как шофер – ас. И как автослесарь. Технику любит и нутром неисправности буквально наперед чует. Храбрый, инициативный. В бою с полуслова все схватывал. Иногда даже делал то, что я еще не успел приказать, хотя и собирался. В первый день Похода именно он броневик от поджигателей с бутылками спас. Я рад, что он случайно мне тогда на проселке подвернулся, и я его к себе в экипаж смог перетянуть.

– Ясно. Не посрамил Харьков.

– Товарищ майор, а ведь награды и члены моих экипажей заслужили. И пехота лейтенанта Карпенко. Храбро мужики воевали. Достойно.

– Хорошо, дашь в рапорте представления на каждого, думаю, медали комбриг своей властью выделит.

Убитых похоронили рядом, и рейнского немца и волжского татарина; на перекрестке шоссе и проселка на Пяски. Временные памятники поставили разные: немцу – крест с табличкой и его каской, красноармейцу – просто обтесанный столбик с дощечкой и его шлемофоном. Дали совместный советско-немецкий залп. «Странная чехарда, какая-то», – думалось Кольке. – «Только вместе с поляками били немцев, теперь с немцами – поляков».

Обратно в Хелм вернулись уже в сумерках; разыскали комендатуру и получили направление на ночевку и талоны на питание. Поставили технику во дворе бывшей польской казармы под охраной своего караульного, поели из собственных запасов, оставив талоны в столовую на завтра, и впервые за несколько дней заночевали на кроватях, даже застланных бельем. Правда, чужим и несвежим. Но какая же это была несущественная ерунда. Заснули, раздевшись до пропотелого белья, как убитые.

Утром, после обильного, хотя и невкусного завтрака в казарменной столовой, когда экипажи во дворе обслуживали свои изрядно потрудившиеся машины, к ним быстрым шагом подошел незнакомый широкоскулый командир с красной звездой политсостава на рукавах и двумя кубиками в петлицах в сопровождении двух хмурых бойцов с винтовками с примкнутыми штыками за плечами.

– Лейтенант Иванов? – утвердительно спросил незнакомый командир.

– Так точно, – не спеша повернулся Иванов, вытирая ветошью замасленные руки, и отдал честь.

– Сержант госбезопасности Буров. Оперуполномоченный особого отдела бригады. Сдайте свое оружие (сержант протянул руку) и пройдемте с нами.