Павел Кольцов - Цикл «Как тесен мир». Книга 2. Миролюбивый поход

– Да вы что? Какая еще преступная деятельность? Я честно воевал все эти дни. Не скромничая скажу: удачно воевал.

– Хорошо. Вы считаете, что вы удачно воевали. Ладно. Тогда поговорим об одном из ваших «удачных» боев. Конкретно, о бое возле моста через Западный Буг 25 сентября.

– Что вы хотите знать?

– От кого вы получили приказ преступно атаковать вместе с белопольскими панами наших союзников-немцев?

– Да вы что? Спросите у бойцов. Все же знают, как было дело. Немцы сами на нас неожиданно напали и сходу расстреляли два моих бронеавтомобиля. Только тогда я принял решение им отвечать . А польские уланы уже потом подоспели, вмешались и нам помогли. Я им, конечно, был благодарен (иначе бы немцы бы нас, скорее всего, раскатали), но сам их о помощи не просил. И не думал даже. Да вы что?

– А ваши бойцы говорят другое. Прошу (особист достал из картонной папки исписанный каракулями лист бумаги и передал Иванову).

Иванов внимательно – буквы поначалу разбегались, и смысл ускользал – прочитал текст. Потом глянул на фамилию автора. Пулеметчик из их роты, из второго взвода, Семененко, единственный выживший в том бою из экипажа Крюкова. Светленький такой. Невзрачный и недалекий. Непонятно где находившийся во время того боя. Интересные вещи сообщал Семененко: «Командир нашего дозорного отряда лейтенант Иванов сперва послал своего соучастника по антинародной вредительской деятельности пехотного лейтенанта Карпенко навстречу польской коннице, с целью вступить с белополяками в преступный сговор. Договорившись, Иванов приказал начать внезапную, ничем не спровоцированную орудийную стрельбу по нашим немецким ничего не подозревающим союзникам, спокойно приближающимся в это время с западного направления. Добивали не успевших сориентироваться в обстановке немцев уже совместно с белопольскими уланами». Глуповатый Семененко и «не спровоцированная стрельба? сориентироваться»? Да не знает он таких слов. А если и знает – не напишет. Под диктовку особистов писал. К бабке не ходи. Гаденыш трусливый.

– И много вы его били, пока он такое не написал? – похлопал по бумаге Иванов. – Даже написано все не его языком. Явно кто-то из ваших ему надиктовал.

– По-вашему, органы НКВД занимаются подлогом?

– В широком смысле – не знаю. В данном конкретном случае – да.

– В данном конкретном случае, в данной конкретной комнате Я! представляю органы НКВД. И проявляя недоверие ко мне – вы проявляете недоверие ко всему Народному комиссариату внутренних дел. Даже в этом, гражданин Иванов, проявляется ваша подлинная антинародная сущность. Мне страна и партия доверили выявлять врагов народа, затесавшихся в ряды нашей доблестной Красной Армии. И я оправдаю это высокое доверие! Ты, гнида, вошь лагерная, у меня во всем признаешься! Всех подельников сдашь! И сам л-лично признание подпишешь. Вопрос только в том, долго ли тебя уговаривать придется. И в каком состоянии ты после этого будешь: здоровым или на всю тебе оставшуюся короткую жизнь покалеченным. И дальнейшая твоя участь зависит только лишь от тебя: расскажешь все сразу – буду ходатайствовать перед военным трибуналом об облегчении твоей участи (получишь пять лет лагерей); а будешь упрямиться – вплоть до высшей меры.

– То есть, гражданин лейтенант, выяснять, как все было на самом деле, вы и не собираетесь. Вы уже все знаете и вам просто нужно, чтобы я расписался в том, что вы мне продиктуете. Да еще и соратников сдал из вышестоящих командиров, которых вы мне сами и назовете. Так?

– Вы правильно рассуждаете, – опять перешел на вы особист. – Будьте благоразумны.

– Да вы ведь с таким подходом сами враг народа. Битьем и пытками или просто призывами к моему благоразумию вы собираетесь вынудить меня дать совершенно ложные показания, да еще и обвинить моих вышестоящих командиров.

– Погоди, – остановил особист сержанта, собирающегося в очередной раз сбить Иванова на пол. – Ты, кого это, шкура шпионская, врагом народа называешь? Меня? Лейтенанта госбезопасности? Да ты в моем лице все НКВД врагами народа называешь! По-твоему на такую ответственную должность, как у меня мог пробраться враг? Значит, и тот, кто подписал приказ о моем назначении, тоже враг народа? Не-ет, гнида, ты, я вижу, не хочешь добровольно разоружаться перед Советской властью.

– К чему такая игра словами, гражданин лейтенант госбезопасности? В НКВД, насколько я помню, этих самых врагов народа было, хоть пруд пруди, хоть дорогу вымащивай. Даже на высшие должности, бывало, пробирались. Напомнить? Генрих Яг о да. Николай Ежов. А уж в вашем-то звании… Да вы лучше меня знаете, сколько таких, как вы, лейтенантов госбезопасности в итоге оказались врагами народа и шпионами иностранных разведок. Вот вы надо мной измываетесь и думаете, что кум королю. А потом р-раз – и сами за вот такую вот фальшивую, вредную для интересов страны деятельность под трибунал пойдете.

Особист сделал разрешающий знак сержанту и Иванов в очередной раз слетел с табурета на пол.

– Ты, мразь, еще и родню свою за собой потащишь, – сказал особист тяжело поднимающемуся с пола лейтенанту. – Я постараюсь. Кто там у тебя имеется? Мать и младшая сестра? Обе сполна получат.

– И это говорит защитник Советской власти? Борец с иностранными шпионами в рядах Красной Армии? Что вам сделала моя мать, которую я уже года четыре не видел или моя сестра-школьница?

– А вот мы, как раз и разберемся, может, они тоже соучастники в твоей шпионской деятельности? Вот до чего же я люблю с боевыми командирами работать. Хоть после Испании, хоть после Монголии. Они почему-то уверены, что если в боях побывали – то уже смелые и храбрые. И Родина им уже что-то должна. Заслужили, мол. И все им можно. Хер-рои, м-мать. Иди в камеру и до завтра подумай.

Назавтра полдня Иванова не трогали. Примерное время (часы отобрали) он понимал по положению солнца через зарешеченное оконце. Затем опять отвели к особисту Рогачеву. Сержанта в комнате не было. Неужели бить не будут? Или сам лейтенант ГБ соизволит свои белы рученьки измарать?

– Ну, что, Иванов? – вполне доброжелательно обратился к нему особист. – Не надумал еще правду рассказывать?

– Я вам вчера рассказал одну только правду, – пожал плечами Иванов. – Но она вас не устроила. Другой правды у меня нет. А наговаривать на себя и других – не буду.

– Значит, не будешь, – хмыкнул Рогачев и достал из папки исписанный лист. – Тогда, на вот. Почитай. Приятель твой пишет. Боевой, так сказать, товарищ и подчиненный в том преступном действе. Лейтенант Карпенко Дмитрий Васильевич. Как оказалось, внук купца второй гильдии из Екатеринослава. И как его с таким ненадежным происхождением только в пехотное училище взяли? Ты не знаешь? Ну, это так, к слову. Почитай, почитай, не стесняйся.