Павел Кольцов - Чем я хуже?

— Хорошо. Организуем. А спиртного для расслабления не желаете?

— Вы знаете, товарищ Берия, нет. В прошлой жизни я этим как-то не увлекался. И сейчас не тянет.

— Напишите, какие бы вы хотели пластинки? Какие книги? (Алексей Валентинович написал). Хорошо, — кивнул Берия и встал из-за стола, — можете идти. До свидания, товарищ Максимов, — и неожиданно протянул руку.

Алексей Валентинович оценил жест доверия грозного главы НКВД, подошел ближе и осторожно, стараясь не давить сильно, пожал небольшую (по сравнению с его собственной) ладонь:

— До свидания, товарищ Берия.

Не успел Алексей Валентинович закончить плотный ужин у себя в камере после беседы с Лаврентием Павловичем, как тюремщик завел к нему в камеру двух штатских, как оказалось, портного и сапожника. Пришлось прерывать приятный процесс поглощения пищи и дать себя вежливо обмерить. Но его это не расстроило — даже наоборот. Похоже, его ставки пошли в гору: уже обновки готовят. Штатские ушли. За чаепитием снова потревожил привычный тюремщик, в этот раз с напарником — принесли этажерку, патефон, стопку пластинок и несколько книг. Этажерку поставили в углу под окном, сверху — патефон, книги и пластинки — в середку. Тюремщик завел ручкой пружину музыкального агрегата, опустил иглу — и полилась «Широка страна моя родная…». В довершение тюремщик достал из кармана и положил на стол большие хромированные наручные часы отечественной фабрики «ЗИЛ» на широком кожаном ремешке.

На следующее утро тюремщик отвел Алексея Валентиновича в душ. Грязное белье велел самому не стирать, а оставить — приказано беречь его время. Для стирки прачки существуют. Потом, уже в камеру, пришел все тот же парикмахер — побрил и подровнял слегка отросшие в тюрьме волосы. Работая над воспоминаниями, Алексей Валентинович мимо воли почему-то ждал обновок, но их не несли. Уже после ужина к нему заглянул капитан Куевда. Был он при фуражке и с кобурой ТТ на боку.

— Добрый вечер, Алексей Валентинович, — протянул руку своему протеже.

— Здравствуйте, Михаил Иванович.

— Пиджак оденьте. Причешитесь. Сейчас поедем.

— Хорошо, — кивнул Алексей Валентинович, примерно догадываясь, куда. Я готов. Идемте.

За дверями ждали два крепких сержанта ГБ с пистолетами в кобурах и автоматами ППД на ремнях через плечо. Охрана. Вот только кого от кого? Его от неизвестных врагов или, чтобы сам не сбежал? Минуя многочисленные коридоры и лестницы, вышли во внутренний двор Лубянки. Вкусный, уже прохладный после захода солнца воздух. Как давно он не вдыхал такой свежести. Прогулок на крыше тюрьмы (о которых он читал в свое время) Алексей Валентинович был по какой-то причине лишен. Вечернюю темноту во дворе частично разгонял свет из зашторенных окон. Не война, однако, — светомаскировку соблюдать еще не обязательно. Сели в большой черный автомобиль явно крупнее харьковской дедушкиной эмки: капитан на переднее сидение к водителю, а Алексей Валентинович, стиснутый с двух сторон крепкотелыми охранниками — на заднее. Центральные ярко освещенные улицы Москвы. Множество прохожих; радуют глаз и волнуют кровь девушки в светлых платьях — давно он не видел прекрасный пол, пусть даже через лобовое стекло быстро проносящейся машины. Красная площадь со светящимися рубиновыми звездами над Кремлем. Караул возле башни, проверка документов и яркий свет фонаря в лицо. Пропустили. Медленная езда по ту сторону стены. Остановка. В здание зашли вдвоем с капитаном, автоматчики остались при машине.

Гренадерского роста вышколенные патрули с увенчанными штыками винтовками у ноги и без. Дотошная проверка документов и личностей, лестница, коридоры, опять проверка, теперь с тщательным облапывающим обыском. У Куевды вежливо попросили его пистолет. Просторная ярко освещенная комната с рядом стульев по-над стенами. Какие-то люди с петлицами и без, в полувоенной форме. Обезоруженному капитану предложили присесть на стул, а Алексея Валентиновича сопроводили дальше. В кабинет, как он догадывался еще на Лубянке, к самому.

Кабинет был небольшим, можно сказать, относительно скромным. Рабочим. Темные деревянные панели на стенах; заполненные книжные шкафы; ковер, скрадывающий шаги; массивный двухтумбовый стол с привычным зеленым сукном, заставленный несколькими телефонами, настольной лампой, хрустальной пепельницей с обкуренной трубкой, стаканом в подстаканнике, папками и бумагами. Хозяин кабинета что-то писал (или специально делал вид, показывая свою занятость). Услышав приход посетителя, он не спеша положил авторучку и, неслышно ступая мягкими сапогами по ковру, вышел из-за своего стола навстречу.

— Здравствуйте, товарищ Максимов, — вождь подошел вплотную, обдав неприятным запахом табачного перегара.

— Здравствуйте, товарищ Сталин, — ответил Алексей Валентинович невысокому узкоплечему рябому человеку, сумевшему из малозначащей при Ленине должности Генерального секретаря партии скроить себе поистине императорскую мантию и усесться на вакантный царский трон. Это надо было уметь. Помолчали. Сталин внимательно, будто пытаясь влезть в душу, разглядывал снизу вверх лицо и мощную молодую фигуру своего необычного собеседника.

— Присаживайтесь, не стесняйтесь, — закончив наблюдение, за локоть подвел его Иосиф Виссарионович к простому стулу у стола. Сам же неслышно вернулся, как крадущийся за жертвой усатый тигр, на свое место.

— Мне доложили товарищи, что вы из будущего. Сознание ваше. (Алексей Валентинович, молча, кивнул). Я верю мнению товарищей. Вы много знаете. И грядущие события. И полезные для нашей армии и народного хозяйства страны изобретения.

— Знаю, товарищ Сталин, — решил подтвердить Алексей Валентинович.

— И вы хотите помочь Советскому Союзу. Советскому народу. Коммунистической партии.

— Хочу, товарищ Сталин.

— Хорошо. А расскажите мне, как так получилось, что вы в своем будущем все просрали? Социализм просрали. Советский Союз просрали. Все, что по вашим же словам, мы вам оставили, вы, потомки, просрали!

— Основных причин, товарищ Сталин, мне кажется, две. Первая — внешняя. Коллективный, если так можно обозначить, Запад. А точнее Америка со своими прихлебателями. Англосаксы. Или, как у нас их некоторые называют, «наглосаксы». Вначале, как вы знаете, миром стремилась править (и у нее это временами получалось) Великобритания. После Первой мировой войны (у вас ее сейчас называют Империалистической или Германской) ее постепенно стала спихивать с трона набирающая силы Америка. После Второй мировой Соединенные Штаты, с совершенно не пострадавшей от боев территорией и разжиревшей от военных заказов экономикой, окончательно возглавили капиталистический лагерь. Естественно, они прилагали максимум усилий для победы в возникшей между нами, так называемой Холодной войне. Но без продажного предательства, наивности и глупости нашей тогдашней партийной и государственной элиты они бы ничего поделать не смогли. Не берусь судить, как дела обстоят в вашем времени, но в моем, в партию вступали исключительно или для карьеры, или шли толпой работяги по спущенной вниз разнарядке «для количества». Никто уже в нее не стремился для построения коммунистического общества, для счастья людей. Все только для себя любимых. Ни одну маломальскую должность не мог получить беспартийный. Хочешь стать маломальским начальством — вступай в партийные ряды. Народ все видел. Уважение к коммунистической идеологии пропало почти полностью. В 70-е годы мы жили в относительном достатке. Потом стало хуже. На командные должности в народном хозяйстве повылазили не самые талантливые и умелые, а самые беспринципные и жадные. В середине 80-х Генеральным секретарем избрали Горбачева. Вряд ли Америка купила его напрямую, скорее всего, мне так кажется, использовала его глупую доверчивость и наивность. Горбачев объявил так называемую Перестройку: во внешней политике стали пытаться улучшить отношения с Западом; в экономику ввел элементы капитализма — кооперативы. В итоге экономика покатилась вниз с ускорением. Стали исчезать товары широкого потребления, заполнявшие полки в магазинах ранее. В угоду Западу разрешили критические публикации в газетах и журналах, началась, так называемая, Гласность. Запад восхищался Гласностью и Перестройкой, народ жил все хуже, у партаппаратчиков, напротив, аппетиты все росли. Раньше было как? Есть спецпайки, спецзарплаты, спецраспределители, спеццеха на предприятиях пищевой и легкой промышленности. Но, машина — служебная, квартира — служебная или государственная, дача — служебная, мебель на даче — и то с номерками. Просто так в отпуск за границу не поедешь, тем более куда-нибудь на Канарские острова или в Ниццу, детей в Лондон учиться не пошлешь, миллионы-миллиарды безнаказанно не украдешь и в швейцарский банк не спрячешь. Скромную хатынку в той же Швейцарии и то не купишь. А тут еще и «удельные князья» (первые секретари союзных республик, особенно российской) решили сами стать царями на своей пусть даже меньшей территории и разорвали страну на части.