Павел Кольцов - Чем я хуже?

— Я вас понял товарищ Максимов, — сказал Сталин. — Мы обсудим с товарищами такую вашу интересную точку зрения.

— Извините, товарищ Сталин, у меня еще небольшое дополнение. Во время войны вы сами распорядились оправдать и выпустить из лагерей некоторое количество еще живых военачальников разного ранга. Все они умело и успешно командовали. Заслужили награды. Ни один из освобожденных не предал.

— И кого я выпустил? — пыхнул дымом Сталин, — Просто интересно.

— Особо я этим вопросом не занимался, не изучал. Из прославившихся помню, пожалуй, только двух: Константина Рокоссовского и Александра Горбатова. Еще. В начале войны, вняв настоятельным просьбам товарища Судоплатова вы распорядились освободить многих из его осужденных разведчиков. И тоже, о предательстве с их стороны я не слышал. Также было разрешено отправлять на фронт простых зэков из лагерей — по их желанию — искупать вину кровью. И зеки шли на фронт в штрафные части и искупали. Кто выживал, после ранения или значительного отличия в бою, — продолжал воевать уже в обычных армейских частях. Кое-кто даже сумел выслужиться в офицеры и был награжден орденами-медалями. К примеру. Был такой Владимир Карпов. Хотя, почему был? Сейчас здесь он вполне еще есть. Так вот этого Карпова посадили перед самой войной. Не помню: он уже сидит или еще нет за какую-то сущую глупость, назвав ее антисоветской агитацией. Он был курсант какого-то военного училища, в Ташкенте, по-моему. Карпов попросился из лагеря на фронт. Отпустили. Воевал в штрафниках. Ранен не был, но заслужил перевод в обычную часть, в разведку. Опять успехи. Получил лейтенанта, командовал разведвзводом. Сногсшибательно командовал. Проявил и личную отвагу и умение, и командные способности. Десятки взятых языков и сотни убитых в ближнем бою в составе своей группы. Несколько десятков мертвых фашистов — его личный счет. Захваченные малыми силами населенные пункты. Взорванные гранатами дзоты, позволившие наступающей пехоте атаковать без особых потерь. Несколько раз из немецкого тыла вызывал огонь наших батарей на себя. При этом уничтожалась не только немецкая пехота, но и бронетехника. Кончил войну Героем Советского Союза и с внушительным иконостасом на груди. И это бывший зэк. Так стоило ли его за пустяк сажать?

— Да, случались у нас перегибы в работе органов, товарищ Максимов. В чем-то вы правы. И были, и, допускаю, есть до сих пор. Мы работаем над этим. Но и называть всех осужденных невиновными — тоже перебор с вашей стороны.

— А еще, товарищ Сталин, вы некоторых, чем-то, очевидно, нравящихся вам людей распоряжались не трогать, хотя компромата на них было выше крыши.

— Что вы имеете в виду? — вскинул бровь Сталин.

— Да, хотя бы Светлова. Поэта Михаила Светлова. Вы знаете, мне нравятся его стихи. И не только его знаменитая «Гренада». В 70-е годы многие его стихи стали песнями. Во время моего детства он был довольно популярен, хотя уже к тому времени умер вначале 60-х от рака легких. Мне было интересно, и я познакомился с его биографией. Так вот, в конце тридцатых, точно не помню когда, НКВД вам составило справку из заведенного на Светлова дела. Там что ни абзац — то явная 58-я статья. С моей точки зрения, там выдумки не было — сплошная правда, но с точки зрения органов эта правда взывала об аресте. Светлов дружил с троцкистами, в разговоре с разными людьми излишне чистосердечно называл все своими именами. Выказывал недовольство массовыми репрессиями. Говорил об уничтожении старых большевиков и приходе на их место в партию карьеристов. На него постоянно доносили. Но вы его не трогали.

— Предлагаете, чтобы я дал его делу законный ход?

— Да, что вы, товарищ Сталин. Конечно же, нет. Просто прошу вас также милосердно и с выгодой для страны, относится и к другим, менее талантливым людям.

— Вас послушать, товарищ Максимов, так среди осужденных вообще врагов нет, сплошь одни невинно пострадавшие.

— Конечно, товарищ Сталин, шпионы и враги среди них были. Спорить не буду. Но в подавляющем меньшинстве. А в основном страдали и уничтожались обычные советские люди. Кто-то из них был равнодушен к построению социализма, а кто-то — предан до глубины души. НКВД не разделяло. Повторюсь. В данный исторический момент, когда Гитлер при подстрекательстве Запада уже развязал Вторую мировую войну, для Советского Союза на счету каждый слесарь, каждый инженер, каждый военный, каждый профессор или обычнейший хлебороб на своем месте. Прошу вас, товарищ Сталин, только вы можете остановить вопиющую бесхозяйственность в обращении с трудовыми и военными ресурсами.

— А вы знаете, как меня в неофициальной обстановке, чаще за глаза, называют в моем ближайшем окружении?

— Знаю, товарищ Сталин — Хозяин .

— И вы, товарищ Максимов, не боитесь меня , Хозяина , обвинять в бесхозяйственности?

— Не я, товарищ Сталин, обвиняю — факты. А насчет бояться… Добровольно явившись на Лубянку, я приготовился ко всему: и к смерти, и к пыткам, и к долгому мучению в тюрьмах и лагерях. Не знаю, в курсе ли вы, но, к примеру, Рокоссовский, которого пытали именно физической болью, все вынес и не возвел поклеп ни на самого себя, ни на других людей. Вдохновляет меня только надежда на ваше здравомыслие, Иосиф Виссарионович. Вам, именно, как ХОЗЯИНУ, элементарно выгодно пересмотреть в ближайшее время политику борьбы с врагами народа. Ваше ХОЗЯЙСТВО от вас это требует. Особенно при изменившейся мировой обстановке.

— А ответьте мне, товарищ Максимов, еще на такой вопрос, — стал аккуратно вытрушивать в пепельницу золу из выкуренной трубки Сталин, — а кто из советских военачальников хорошо зарекомендовал себя на грядущей войне?

— Самым знаменитым, товарищ Сталин, стал нынешний победитель японцев — Георгий Константинович Жуков. Он чуть ли не всю войну был, как в моем времени называют, «кризис-менеджером» (кризисным руководителем). Человеком, который лучше других руководит в кризисных ситуациях и, как правило, их исправляет, такая себе живая палочка-выручалочка. Вы его гоняли с одного фронта на другой: немцы чуть с ходу не захватили Ленинград — Жукова туда, фронтом командовать; неожиданный прорыв немцев к скудно защищенной Москве — возглавить оборону Жукову, и так вплоть до штурма Берлина. Также успешно командовали маршалы (сейчас у них пока еще звания другие): Василевский, Малиновский, уже упомянутый мной Рокоссовский.

— Рокоссовский стал маршалом? — перебил Сталин.

— Так точно. Стал. А еще, после войны, вы его назначили министром обороны Польши.

— Любопытно, — кивнул Сталин. — Продолжайте, товарищ Максимов.

— Продолжаю: Конев, Толбухин, Говоров, э-э-э… Сейчас вспомню… Мерецков…