Павел Кольцов - Чем я хуже?

— А маршал Ворошилов? А Буденный?

— Ворошилов, Буденный… — кивнул Алексей Валентинович. — Видите ли, товарищ Сталин. Ваши, если можно так сказать, друзья однополчане по войне Гражданской, просто не сумели перестроиться в быстро меняющихся реалиях войны современной. Они не предавали, нет. Просто не успевали угнаться за прогрессом. Ну, не получалось у них успешно командовать. Климент Ефремович, нынешний нарком обороны, чуть, извините за неприличное слово, не просрал Ленинград. В отчаянии он даже лично, будучи командующим фронтом, водил морскую пехоту в штыковую атаку. Как смерти искал. Не нашел. Потом вы его все время понижали в должностях. Но по старой памяти не наказывали. Семен Михайлович тоже как-то не смог отличиться. Его тоже понижали и назначали на второстепенные места.

— А Тимошенко не стал маршалом?

— Точно, — хлопнул себя по лбу Алексей Валентинович, — Тимошенко. Как я забыл. Была еще перед войной такая песня: «Маршал Тимошенко нас учил отваге, в грозный бой ведет нас сталинский нарком…».

— Нарком? — переспросил Сталин. — Перед войной?

— Да, — кивнул Алексей Валентинович. — Вы Ворошилова сняли, а Тимошенко наркомом назначили. Ворошилов еще до обороны Ленинграда умудрился опозориться в, так называемой, «Зимней войне». Когда вы, товарищ Сталин в конце этого года решили «добровольно» присоединить Финляндию. Я писал об этом. Уж очень наши войска оказались не готовы к боевым действиям. Потери людей и техники просто зашкаливали.

— Давайте вернемся к Тимошенко.

— Давайте, товарищ Сталин. Я понимаю ваш интерес. Тимошенко должен командовать намеченным на 17 сентября походом в Польшу. С Польшей он в моем времени справился. Потом, после финского позора Климента Ефремовича, занял его пост. Перед войной сумел исправить многие ошибки Ворошилова. Но не все. Или не смог, или не успел. Во время войны командовал, мягко говоря, не успешно . В 42-ом проиграл битву под Харьковом: больше двухсот тысяч красноармейцев попали в плен, а немцы, ворвавшись в образовавшуюся брешь, дошли до Сталинграда и чуть не захватили Кавказ.

— А кто еще с плохой стороны прославился ?

— Маршал Кулик. Хотя сейчас, по-моему, он еще не маршал.

— Сейчас он заместитель наркома обороны, — напомнил Сталин.

— Спасибо, — кивнул Алексей Валентинович. — Так вот, благодаря стараниям этого ограниченного солдафона и ретрограда, остановившегося в своем развитии на уровне начальника артиллерии при обороне Царицына, наша армия не получила перед войной множество перспективного оружия. Кулик, по своему самонадеянному скудоумию, забраковал и пистолеты-пулеметы (они же автоматы); прекратил перед войной выпуск артиллерии калибром 45 и 76,2-мм, мол, их имеется достаточное количество. Конструктором Грабиным была создана чрезвычайно удачная 57-мм противотанковая пушка — прекратил ее выпуск, в связи с избытком мощности, мол, она танки предполагаемого противника насквозь прошивает. А когда наши сорокапятки стали не в состоянии бороться с немецкими новыми и модернизированными старыми танками, — пришлось, как всегда аврально, запускать их в производство.

— А вы знаете, товарищ Максимов, что и Кулик, воевал рядом со мной в Гражданскую?

— А как же, товарищ Сталин. Конечно, знаю. При обороне Царицына. Продолжу. Еще Кулик затормозил запуск в производство новейшего оружия — ракетной установки залпового огня. На Халхин-Голе наша авиация уже применяла ракеты, но маломощные и с небольшим количеством единиц в залпе. Из-за задержки Кулика, это оружие пошло в войска только осенью 41-го. Точно не скажу, но сама ракета калибром 132 мм, по-моему, уже существует. Остановка — за самоходной установкой для ее залпового пуска. Я все описал. Действие по площадям — просто потрясающее. Еще я, по мере сил и знаний, описал и дальнейшее ее развитие уже из моего времени.

— Ознакомимся. Вас послушать, товарищ Максимов, так все мои, как вы выразились, однополчане по Гражданской войне — отсталые ретрограды. Я, по-вашему, тоже? Может и мне для пользы советского народа добровольно уйти со своего поста и передать его кому-нибудь более молодому? Не закостеневшему в прошлом?

— Ну, что вы, товарищ Сталин, — улыбнулся Алексей Валентинович. — Вы еще ого-го-го! Вы умеете приноравливаться к новым обстоятельствам. Без вас Советский Союз вообще вряд ли сможет выиграть надвигающуюся войну. Да и кандидатуры соответствующей я не вижу.

— А Маленков? Он ведь сменил меня после моей смерти?

— Сменил. Но после войны. А не до . Войну Маленков не потянет. Уверен на все сто. (Сталин польщенно улыбнулся в пышные усы).

— Товарищ Максимов, — сменил тему Сталин, снова набивая трубку табаком из разломанных сигарет «Герцеговина Флор», — а вам не обидно сидеть в тюрьме, как преступнику? Нет ли у вас обиды на Советскую власть?

— Я понимал, на что иду, товарищ Сталин. Для настоящих шпионов и врагов я действительно представляю значимую ценность. Если информация обо мне просочится, куда не надо, меня вполне могут похитить враги. И вы, я вас понимаю, можете быть не уверены в моей стойкости на допросах. Поэтому вполне естественно, что какое-то количество лет мне суждено провести под замком. Я с этим стопроцентно согласен. Потом, когда описанные мной новинки в оружии и прочей технике перестанут быть секретом, а ход исторических событий поменяется до такой степени, что мое знание будущего окажется бесполезным, возможны три варианта: я по-прежнему, на всякий случай, буду под замком; меня выпустят под подписку о неразглашении и негласный надзор; вы прикажете меня по-тихому убрать . Морально я готов к любому развитию событий. Хотя, конечно, хотелось бы пожить еще.

— Готовы умереть за Родину, товарищ Максимов? — ехидно ухмыльнулся в усы Сталин.

— Готов, товарищ Сталин. Чем я хуже ровесников Нефедова? Многие его сверстники в войну сознательно жертвовали своей жизнью, во имя Победы. Хотя, конечно, были и трусы и шкурники и просто равнодушные или скрытые враги, готовые предать. Но основная масса советской молодежи, особенно городской, оказалась воспитана правильно. Что мне еще понравилось в вашем времени, товарищ Сталин, так это то, что сыновья высокопоставленных отцов не отсиживались в тылу (в отличие от моего времени). Вы не спросили меня о судьбе своих детей. Могу рассказать. Старший лейтенант артиллерии Яков Джугашвили командовал на фронте гаубичной батареей. При окружении и разгроме своей части попал в плен (существует несколько версий, как именно попал). Но все сходятся в одном: в плену вел себя мужественно и на сотрудничество с гитлеровцами не пошел, хотя был ими опознан, как ваш сын. Фашисты вам предложили обменять его на попавшего в плен фельдмаршала — вы отказались. Тогда Яков был застрелен лагерным охранником якобы при попытке к бегству. Второй ваш сын, Василий Сталин, командовал авиационным полком. Сам лично боевые вылеты не совершал, но, по оценкам современников, командовал своей частью очень грамотно. Три сына Анастаса Микояна — все воевали в истребительной авиации: один погиб, второй успешно сражался и был ранен, третий, по малолетству, обслуживал самолеты на аэродроме. Сын Никиты Хрущева — тоже летчик. Вначале бомбардировщик, потом — истребитель. Погиб. Сын Михаила Фрунзе, Тимур, — тоже погиб. Перечислять можно долго.