Гранд Джордж - Другой мир. Степная угроза

А смерть в тот день собрала большой урожай. Несмотря на все наши усилия, враги смогли ранить и убить около сотни наших бойцов. К счастью, моих арбалетчиков и щитоносцев среди них оказалось лишь полтора десятка. Отличные стальные доспехи, хорошие укрытия и практически полное отсутствие рукопашной помогали избегать глупых смертей.

Добровольцы, рывшие окопы, были вознаграждены мародёркой, которую я разрешил только с одним условием – всё оружие, живые лошади и сбруя принадлежат моим воинам. Компромиссное решение до конца не устроило никого. Забрав в пользу войска всех уцелевших лошадей и оружие, я оставил своих бойцов вообще без добычи. Воины не были от этого в восторге, но признавали, что большую часть вражеского войска удалось нейтрализовать именно благодаря ловушкам, таким образом, много наших бойцов вышли из боя без единой царапины благодаря инженерным и защитным сооружениям. Участвовавшие в постройке ловушек и оборонительных сооружений люди тоже были не рады. Всё-таки они надеялись на то, что получат гораздо больше, чем я разрешил. Ведь лошади и оружие стоили немало! Однако я резонно заметил, что убивали врагов не только ловушки, но и войска! Мародёры выходили с места бойни с позеленевшим лицом, несмотря на полные от собранного имущества руки, радости на их лицах не было.

После битвы мы закатили пир. Гражданские власти на радостях притащили пиво и вино. Праздник посреди ночи устроили прямо под городскими стенами. Повсюду горели костры, гражданские и военные сидели вперемешку за длинными грубо-сколоченными столами. К нам присоединилось немалое число других горожан: жёны, сёстры и прочие родственницы воинов и добровольцев помогали разносить пиво и еду.

Я переоделся к пиру в чистое, нацепил все свои модные атрибуты власти: чистенькие стальные доспехи без тяжёлой кольчуги, шлем с красным конским хвостом на макушке, длинный плащ на красивых застёжках и прочую мишуру. Меня, Василия, Сорена, Кия, Всеволода, главу городского совета и других командиров посадили вместе за главный стол. Рядом расположили стол для высших чиновников и уважаемых людей города. Остальные столы были заполнены воинами, добровольцами и их родственниками.

В конце нашего стола пристроилась компания моих охранников, к ним примкнула Евфросиния. Она бросала на меня осторожные взгляды и благосклонно позволяла Витьке небольшие вольности вроде руки на своих плечах. Я слишком устал, чтобы думать о ней, а ещё следовало отсидеть положенное время на пиру в нашу честь. Васька, как обычно бывает в таких случаях, с удовольствием ловил на себе взгляды женской части общества, и не переставая говорил о том, как ему удалось оборудовать ту или иную ловушку. Городские власти не возражали, наоборот с удивление слушали, кивали и восхищались.

В самом начале пиршества мне пришлось принять целую серию похвальных тостов в свою честь. Люди по очереди вставали и рассказывали о моих подвигах. Оказывается, среди моих воинов оказалось немало богатых горожан, мастеров, купцов и прочих мещан, владеющих красным словцом. И они заметили и оценили мои ратные труды. Удачные тосты с радостью поддерживались всеми участниками ночной трапезы, а хвалебные тосты, которые пытались произнести косноязычные подражатели, тут же освистывались, а неумех и вовсе забрасывали объедками. Добровольцы не отставали от воинов, они оценили мой широкий и щедрый жест, который наградил их мародёркой. Я уже начал уставать от этих хвалебных од и обязательных возлияний, но, к счастью, к этому времени, люди переключились на следующих героев нашей победы. Последовательно восхищались и хвалили Василия, Сорена, Всеволода, Деда, Кия и других командиров. Я с радостью отдавал им должное, поддерживая общий рёв толпы.

Среди горожан на пиру присутствовало немало красивых женщин. Я заметил, как некоторые из них строят мне глазки. Особо выделялись две вдовы, которые только недавно потеряли своих мужей, участвовавших в обороне Каменца и погибших в атаке на первый лагерь кочевников. Когда они поняли, что я не горю желанием общаться с ними, то сразу же переключились на моего товарища Василия. Вот уж кто не собирался отказываться от радостей жизни.

Я завидовал его легкомыслию, сам же не мог выбросить из своей головы память об Олесе. Во мне осталось лишь одно желание – покончить с угрозой, убить всех врагов, я хотел отомстить. Мы ещё не победили, и гибель моей Олеси и не рождённого ребёнка всё ещё мучили меня и днём, и ночью. Особенно сложно было оставаться без дела, тогда эти мысли терзали меня особенно сильно. Сейчас, сидя на пиру, я видел, как под действием алкоголя женщины и мужчины обнимаются и целуются, а я чувствовал себя одиноким. Дед, как всегда, невозмутимый и суровый, наелся до отвала и сидел, подпирая голову рукой. Воительница и Витька уже упились до заплетающихся языков, пьяные разговоры вызывали у них смех, похоже, им было весело вместе, они сидели в обнимку: Витька, который был выше, обнимал её за плечи, а женщина в свою очередь обнимала его за талию. Я незаметно встал из-за стола и быстрым шагом отправился в тень.

Чтобы избавиться от тоскливых мыслей, я решил занять себя делом. Мне захотелось убедиться, что командиры назначили патрули, выслали разведчиков в сторону последнего вражеского лагеря и позаботились о раненых. А потом я, совершенно уставший от сегодняшнего насыщенного и утомительного дня, отправился в свою палатку, снял с себя тяжёлые доспехи и завалился спать. Какое-то время разболевшаяся от нагрузок спина и шумное пиршество не давали мне заснуть. Я слышал, как ночью моя охрана, прогнала какую-то женщину, желавшую лично поблагодарить меня за спасение города. Мне кажется, она без проблем нашла себе другой объект для приложения своей благодарности.

Сегодняшняя бойня всё ещё была свежа в моей памяти, в голове ещё долго возникали страшные образы умирающих от моей руки врагов и лошадей. Возможно, мне просто следовало поступить так, как это сделали мои воины, напиться до беспамятства и заснуть без всяких кошмарных видений. Под утро я, окончательно утомившись от переживаний и видений, всё же заснул.

Когда весеннее тёплое солнышко хорошенько осветило мой шатёр, я проснулся, чувствуя себя разбитым и не выспавшимся. Сквозь задёрнутое покрывало у входа в шатёр пробивался яркий солнечный луч света, который высвечивал в воздухе тысячи мелких пылинок. Я чувствовал себя ужасно, поэтому чтобы взбодриться вытерся мокрым полотенцем, а потом позвал охранника и попросил принести какую-нибудь еду. Принесли брынзу, хлеб и варёные яйца, политые сметаной и посыпанные тёртым хреном. Я отлично подкрепился и запил это всё квасом. Затем оделся, ограничив защиту своей тушки кольчугой, вышел из шатра.