Ольга Елисеева - Огненный рубеж [сборник litres]

Так и поступил, когда оказался на берегу. Успел краем взгляда увидеть четверых богато одетых всадников-монголов при нукерах. Двое помоложе, в халатах и шапочках сановников, казались главными. Один из них явно маялся похмельем от потребления запретного плода лозы, второй выглядел так, словно страдал многодневной изжогой.

Двое постарше, одоспешенные и оружные, смотрели отсутствующими взглядами и о чем-то перешептывались между собой. Было им явно скучно.

«Влип», – осознал Аслан с горечью. И потому что монголы, и потому что знатные, и вообще…

– О великие, солнцеподобные господа! – заголосил он. – Не оставляйте сиротами без кормильца пять моих несчастных жен и десять детишек.

Жена у Аслана на самом деле была одна; детей не было пока что вовсе. Это не говоря о том, что названное число явно превышало дозволенное мусульманину.

Однако дехканин здраво рассудил, что чем больше жен, тем жальче, да и вообще дело не в этом. Важно, чтобы его услышали.

И впрямь услышали – это он осознал по удару сапога, сломавшему пару ребер, и приказанию заткнуться.

Пока он захлебывался от боли, пытаясь восстановить дыхание, раздался выцветший и холодный голос:

– Назови имя и где проживаешь, ничтожество. – «Ничтожество» не было ругательством; вы же не ругаетесь, называя собаку собакой, а именно так слово и прозвучало.

– Поднять взгляд, когда с тобой говорят, – рявкнул над ухом один из нукеров.

Аслан послушался. К нему обращался сановник-зануда. Остальные скучали.

– М-моё? – выдохнул.

– Нет, моё, пёс!

– Н-не могу зна-ать, сиятельный… – просипел дехканин. Больно было страшно, в точности как когда его пнул вол – насилу отлежался тогда.

– Небо, ничего не слышу. Еще тише мямлить нельзя? – вскипел молодой сановник. – Подведите ближе.

Его подхватили под руки и потащили вперёд.

– А-аслан ибн Хус-с… – окончание никак не выговаривалось. – Из селения… селения…

– Из ближайшего, полагаю, – бросил устало похмельный и икнул страдальчески. – Братец, это надолго?

«Братец» с изжогой не ответил, только зыркнул зло на своего родственника, тем временем подозвавшего одного из нукеров к себе. Обратился вдруг к Аслану – и ласково так, что в душе сразу затеплилась надежда.

– Ну же, Аслан ибн Хусейн, не надо бояться. Ты мужчина, воин, и вполне можешь все объяснить. Мы поймем. Как воины воина. Цыц вы там! Не сметь бить! Ты из этого селения, так? Работаешь в тех полях?

– Да, величайший, – выдавил из себя дехканин относительно твердо.

Надежда – дикая, дурная, билась в сердце. Да, сначала приложили. Но сейчас во всем разберутся. Да и могут ли к нему относиться законы монголов, странно подумать.

– И ты, полагаю, веришь в…

– Аллаха, милостивого, милосерд…

– Зачем уточнять? – вновь перебил пьяница. – Это Согд. Перед нами местный житель, креста над деревней не видно, значит, в ходу полумесяц.

– Вот поэтому законник я, не ты.

Тем временем кто-то нагнулся к Аслану, будто чтобы ухватить поудобнее, и тут же шепнул ему на ухо:

– Ничего не подтверждай. Ни с чем не соглашайся. Молчи, просто молчи.

Дехканин удивленно оглянулся. Увидел нукера, совсем недавно говорившего с пьяным братом законника.

– Смотреть на великого! – рявкнул тот прямо над ухом.

Как так? Несчастный Аслан не мог взять в толк, что происходит.

– И вот, мы видим тебя в потоке. На мой взгляд, – тут голос законника похолодел, – будучи мусульманином, ты совершал ритуальное омовение. И чуть увлекся. Не так ли?

Аслан сглотнул. Болели ребра и загривок.

– Молчишь. Что ж, согласия и не требуется. Разве ты, ничтожный, не знаешь, что Яса воспрещает купаться и стирать одежды в проточной воде в грозу? – Законник простер руку в сторону темнеющих туч на горизонте.

Дехканин смотрел на них. Громыхало. Было страшно. Про себя решил – выпутается, никаких больше омовений. Хватит, намылся. И вообще лучше лишний час поработать.

– И снова молчишь. Впрочем, дело и так ясное. Наказание одно – смерть. Отрубить голо…

– Придержи коня, брат, – спокойно вмешался пьяница. – Вот что я тебе скажу. Ты так и не выслушал объяснений одуревшего от страха бедолаги. Это не по обычаю. Раз. Второе – у меня с утра не было во рту и маковой росинки. – Тут он сглотнул, явно имея в виду не еду. – Давай-ка заедем в селение. А после обеда допросишь честь по чести. И казнишь, если будет за что. Как?

– И казню. Все и без того ясно. Зачем человека лишние часы мучить? Но если уж ты вдруг стал так настаивать на соблюдении формальностей, а вернее – мечтаешь немедленно утолить свою жажду, то пожалуйста. Заедем. Казню и так. Спорю на что угодно.

– На что угодно-о? – протянул дурашливо пьянчуга. – А на саблю из доли добычи?

– Да хоть на саблю. Против твоего скакуна, раз уж ты решил так глупо проигрывать.

– Сам говоришь, что проигрывать. Имей совесть.

– Да хоть против гнилого яблока.

– Договорились!

…Зиндан под навесом. Холодно и сыро. Мухи вьются, вонь. Совсем недавно от жары по́том исходил – и вот на тебе. А потому что жизнь есть насмешка Всевышнего над неким Асланом.

Обед явно затянулся и превратился в ужин. А ты сиди, звени цепями на вытянутых руках, пытаясь найти положение, в котором болит чуть меньше.

Наверху стукнуло. Он поднял взгляд к краю ямы. Давешний нукер стоял на краю, бесстрастно глядя перед собой. На пленника не смотрел.

Сейчас спустится за ним. Или прямо тут и прирежет. И не поморщится. Бесчувственные они, монголы, вон, харя какая – ни движения, ни морщинки.

– Ты уронил в ручей золотой, – сообщил в воздух воин.

– Что?

– Уронил, разделся, чтобы не намочить одежд, и полез в воду. Говори так, а не иначе, и будешь жить. Замямлишь или собьешься – умрешь.

С этими словами воин развернулся и покинул дехканина.

Через полчаса за ним явились и повели в шатер пред очи законника, еще более злобного, нежели у ручья. Аслан доложил все как велено, и замер, ожидая неизвестно чего.

– Золотой? – удивился законник. – Откуда у червя вроде тебя золотой? От пятой жены приданое?

«Разнюхал, подлец», – осознал Аслан с горечью. Было, впрочем, уже все равно.

– Ты думаешь, он его украл? – с ленцой поинтересовался явно успевший вволю освежиться вином второй сановник.

– Голову пропил? – ласково поинтересовался законник. – Такой и яблока на базаре не стянет. Я думаю, что этого золотого нет, а он крутит.

– Ну, я просто к тому, что если не украл, то не наше дело, откуда золотой у него. Если он есть.

– Проверить-то легко, – пробасил один из двух до того молчавших старших. – Людей с нами довольно, место приметное, ручей мелкий.

– И впрямь, – повеселел законник. – Ну, смотри у меня!

С тем его и увели обратно в зиндан.