Ольга Елисеева - Огненный рубеж [сборник litres]

– Посад пожег! Каширу пожег! Да еще сына Ивана от войска отозвать, бают, пытался. Ну да тот ему уж ответил. Тогда воеводе Холмскому велел сына силой приволочь, так тот взял – и тоже ослушался. На них, родимых, Ивана Молодого да боярина Холмского, вся надежда, они войском на Угре командуют. Не пропустят супостата!

– А что князь? – попытался добиться толка Рыбник. – Быть не может, чтобы сдался.

– Да что князь!.. – начал было беженец, но тут подъехал один из сопровождавших толпу воинов, и погорелец предпочел скрыться в людской гуще.

– Тьфу ты, напасть. Нашли, кого слушать. Хуже баб, – сокрушенно поделился ратник. – Князь советы ведёт да пути отхода для войска готовит. Не удержать нам их на Угре, на своей землице встречать придется. Ну, да ничего, удержим. Так думаю.

– Это если Литва в спину не ударит, – буркнул под нос Савва. – Или братья государевы, тоже те еще друзья…

Продолжил в голос:

– Спасибо, добрые люди!

Отошел в сторону, оттащив за собой Тимошку.

– Время поджимает. Боюсь, придется загонять моего одра. Ты сейчас куда?

– Как и собирался, в Москву.

– Сожгли же.

– То, зачем шел, не сжечь, – сказал твердо гусляр.

– Хорошо. Значит, спаси тебя Бог, добрый сказитель. Время настало мне в дорогу.

– И тебя, воин. Помни – даже сталь дряхлеет. И всякая земля может начать ковать меч. Не её в том вина.

С тем и разошлись. Впереди была скачка – наперегонки со временем, в надежде на чудо.

…Лишь позже уловил Савва странность – попрощался сказитель словами из того его сна.

Впрочем, он тут же выкинул это из головы.

Он и в самом деле не был врагом Москвы. Скорее, наоборот.

За восемь лет до Угры

Даже сталь дряхлеет. Но здесь, на Руси, от веку грабленой и битой от поганых, не давали пропадать даже древней стали, очищая и вновь пуская в дело всякий найденный кусочек.

Купец Дмитрий Олегович Городчанин знал это лучше многих. Ладьи его скупали лом доброго металла по всей Руси и везли в новгородские мастерские, откуда выходили тесаки и кинжалы, мечи и наконечники копий; и, конечно же, кольчуги, драгоценные новгородские панцири, ценимые по всей Европе наипаче тех, что выходили некогда из кузниц разоренного ныне Царьграда.

Из двух обломков древнего, невесть на каком поле откопанного клинка смастерил купец самолично два ножа-подсаадачника, два полумесяца узких, и отдал сыновьям Сашке да Коле.

Подсаадачный нож – не оружие: таким и в бою колоть несподручно, и из ножен быстро не достанешь. Так, тетиву подправить, стрелу смастерить, упряжь подрезать, камешек из копыта достать.

И все же – инструмент воина. Какой подарок лучше для мальчишки придумаешь?

Да еще и со значением – держаться вам, братцы, вместе.

А братцы носились по всей Торговой стороне, от набережной Волхова до Плотницкого конца, проводя время в мальчишеских играх.

Были они погодки. Старшего, Колю, прозвали за серьезный нрав и постную мину Рыбой, младшего, Сашку, Занозой – за качества прямо противоположного свойства. Грезили мальчишки стезей воинской, однако и отцовскую науку купеческую впитывали легко.

Времена стояли темные, так что отец не рушил их мечтаний, да еще и нанял мальцам в науку старого воина Семёна Дубину, большого умельца и на кулаках, и на мечах, и из лука.

Купец до мозга костей, Дмитрий Олегович знал: иногда самое безопасное место – в самом сердце бури.

Давно ставшая настоящим воинским лагерем в обличье княжества, Москва волком смотрела на купеческую новгородскую вольность.

Марфа-посадница сотоварищи начинали искать союзников в Литве.

Тут меж подросшими братьями и пробежала кошка:

– Права Москва. Нечего, – веско говорил старший, – отчины-дедины чужакам отдавать.

– А то лучше, – горячился Заноза, – чужакам волю свою и самость сдать?

– То не чужаки, то русские, свои! С правами!

– Чем они нам свои, ежели воюем с ними от века к веку и права те с боя взяты? Или мало они нас били?

– Веру православную забыть?

– Магдебургское право веру нашу нам сбережет!

– А правят у них все равно латиняне!..

…Разругались братья. Когда выдвинулась Москва на землю Новгородскую, встал младший среди защитников. Старший вроде бы тоже, да только сгинул в походе. Не было боев еще – а уж сгинул.

Бывает. Всякое случается. Не первый, не последний.

– Тихо идите, след в след, там ловушки, – велел Рыба, дурея от собственной наглости. Не каждый день отрок ведет отряд воинов – и те слушаются.

Московские воины если и хмыкали в бороды, то неслышно.

Поход шел удачно. Пока вече судило и решало, пока все подряд спорили с Марфой-посадницей, и она со всеми, Москва перешла границы и развернула лесную войну.

Неуловимые конные лучники на низкорослых лошадках будто возникали из-под земли, жгли, убивали, били по обозам – и исчезали, будто и не было их никогда.

Новгород последний из русских земель держался европейской науки в войне – и тяжелая его конница ничего не могла поделать с таким противником; разве что ударить тяжко в решительном сражении, а навязать его мешали бесконечные проволочки.

Что поделаешь? Москва в сути своей была военным лагерем, русской Спартой. Новгород же – вечевым братством со всеми его преимуществами и недостатками, какие есть.

…Наконец основная часть московского воинства вошла в новгородские пределы. Ратники великого князя собирались дать новгородцам бой там, где те не могли нанести таранный удар своей латной конницей.

Так вышло, что на пути одного из московских отрядов оказался узкий проход меж двумя холмами, чьи почти отвесные склоны прекрасно простреливались.

В холмах засела новгородская сотня, готовая умереть, но с места не сойти.

Еще одни неизвестные никому Фермопилы – сколько таких было в каждой войне от Сотворения мира?

Вышло и так, что обходить стороной у москвичей времени не оставалось: следовало гнать к реке Шелони и там сразиться с кованой ратью новгородцев. Повезло – при отряде отирался некий новгородский перебежчик. Было их в те дни немало, большей частью из пленников, но этот пришел сам.

У москвичей иуд в чести не держали, однако полезность их вполне сознавали. Паренек вызвался показать незаметную тропку, что позволит зайти заставе в бок и сбить её.

Заодно и проверка выйдет – действительно ли на службу хочет или прознатчик хитрый.

Так и решили.

…Пятеро пеших замерли по мановению руки шедшего впереди перебежчика, углядевшего что-то в ночной мгле. Присели на колено, держа луки готовыми к стрельбе.

Старшой подобрался ближе к проводнику, глянул сквозь густую листву малинника вперед.

Караульный, один.

Пихнул перебежчика в бок, указав на сторожа: мол, снимай.

Рыба, чуть поколебавшись, достал заранее вычерненный в золе кинжал и двинулся сквозь заросли, рассчитывая сделать дело чисто.