Лоран Бине - Цивилиzации

Милый Томас, с нетерпением жду твоего суждения обо всем этом и засим сердечно тебя обнимаю.

Фрибур, 17 апреля 1534 года.

Томасу Мору, моему другу-гуманисту.

Эразм

34. Письмо Томаса Мора Эразму

Дражайший мой Эразм,

твое письмо я получил с некоторым опозданием, ибо не оказался там, где оно должно было меня застать, и прошу у тебя прощения за долгий ответ.

Хотел бы я разделить с тобой радость и воодушевление от происходящих событий, но, увы, здесь все сложилось не так, как по праву можно было надеяться.

Как я сообщал в предыдущем письме, король Генрих и правда издал закон, по которому он, подобно твоему новому другу, канцлеру Испании, объявляется сыном божественного Солнца.

По всему Английскому королевству вместо монастырей и аббатств он открывает храмы Солнца, кои представляют собой ни больше ни меньше дома терпимости, где заправляют те, кого самые снисходительные назовут весталками, а самые здравые держат за шлюх.

В довершение к нашему стыду и великой скорби он повелел всем подданным поклясться, что они признают своего короля Божьей милостью истинным сыном верховного светила.

Вот почему пишу я тебе ныне из лондонского Тауэра, где заключен в ожидании суда и, вероятно, смертного приговора, ибо, как ты можешь догадаться, отказался приносить клятву и пособлять этой немыслимой ереси, увенчавшейся перед лицом всего мира неслыханным святотатством.

Прощай, Эразм Роттердамский.

Лондон, 15 августа 1534 года.

Томас Мор

35. Письмо Эразма Томасу Мору

Дорогой Томас, мой горячо любимый брат,

упоминая Сократа в предыдущем письме, я, конечно же, не хотел, чтобы ты повторил его путь и пошел на смерть по собственной воле.

Молю тебя, во имя нашей старой дружбы и любви, которую питают к тебе Элис, Маргарет и все твои дети, присягни на верность королю и поклянись во всем, чего он пожелает. Пусть объявит себя падишахом или самим Господом Богом, что тебе до его причуд? Ты ведь знаешь… мы оба в глубине души знаем, какова божественная истина, раскрытая словом Евангелия.

Любовь к ближним — вот что для тебя важнее, как и те дела, которые ты еще не совершил, и добро, которое можешь нести этой земле. Согласись, это гораздо значимее забав сумасбродного монарха. Умоляю, мой старый друг, спаси свою жизнь. Что значит клятва, вырванная под страхом смерти? Какую силу будет иметь она перед Богом и твоей совестью?

Позволь напомнить тебе один случай. Имел он место не так уж давно, и, быть может, ты его не забыл, хоть и восходит он к временам, когда ты был еще совсем юношей. Когда король Людовик XII, заняв трон, потребовал развода со своей супругой, дочерью Людовика XI, это не понравилось многим порядочным людям, в том числе Яну Стандонку и его ученику Тома [163] Ян (Жан) Стандонк (1453–1504) — фламандский религиозный деятель, литератор, ученый; Тома Варне (? — около 1504) — сподвижник Стандонка в просветительской деятельности. Эпизод с изгнанием действительно имел место в 1498 г. , которые в проповедях стали говорить лишь одно: нужно молиться Богу и наставлять короля на путь истинный. Тот ограничился их изгнанием и призвал назад, как только развод свершился. Позволь же задать тебе вопрос: если грозный Стандонк приспособился к ситуации, оскорблявшей все же его совесть, то почему добрый Мор не может этого сделать? Берегись демона тщеславия, друг мой. Посоветовал ли ты жене, детям, друзьям последовать за тобой, отказавшись от клятвы? Разумеется, нет, ведь ты не желаешь им смерти и, с другой стороны, знаешь, что эта клятва нисколько не угрожает спасению их души. Почему же то, что хорошо для них, не годится для тебя? Что за тяга к мученичеству тобой овладела?

Молю Господа, чтобы Он вразумил тебя и научил смирению; собираюсь немедля написать королю Генриху и просить, чтобы он над тобой смилостивился.

Храни тебя Бог, друг мой, молюсь за тебя.

Фрибур, 5 сентября 1534 года.

Эразм

36. Письмо Эразма Генриху VIII

Эразм Роттердамский приветствует непобедимого короля Англии Генриха VIII.

Твоя прозорливость не знает равных, и оттого не сомневаюсь, что ты, о великий король, уже догадался о предмете сего письма. Затем сегодня я берусь за перо, чтобы молить Его Величество сохранить жизнь нашему великому общему другу, достопочтенному сэру Томасу Мору.

Вынужден напомнить, что неслучайно в прошлом, не столь уж давнем, ты осыпáл его почестями. Сегодня ты полагаешь его предателем, изменившим вашей дружбе, но предал ли он тебя, сознательно сняв с себя возложенное тобой бремя? Обманщик ли, заговорщик ли тот, кто самоотверженно выполняет высшую функцию при короле Англии?

Тебе, о король, известно, что наш Мор не способен причинить какой-либо вред Его Величеству — столь велика любовь, которую он к тебе испытывает.

Да, в делах религиозных его благочестие, при всей своей наивности, может дать повод для раздражения и порой граничит с предрассудками. Но что с того? Разве взрослый сын не будет прощать отца, как тот некогда прощал сына? Зачем тебе клятва безвластного горемыки?

Молю тебя, о непобедимый и мудрый король, останови занесенный меч и сохрани голову нашего славного Мора. Пощадив человека, чьи благочестие и ученость беспримерны настолько, что их уже коснулось бессмертие, король Англии сослужит добрую службу самому себе и собственной славе. Если ты действительно хочешь его наказать, изгони его из королевства, о блистательнейший из королей, и прояви тем самым одновременно свою власть и милосердие.

Что до меня, то не сомневаюсь, что эти слова сумеют тронуть сердце того, кто еще ребенком, постигая под моим наставничеством Плутарха, подавал прекраснейшие надежды, а став взрослым, оправдал их сторицей.

Фрибур, 5 сентября 1534 года.

Эразм Роттердамский

37. Елизавета

Севильский эдикт ураганом пронесся по всей Европе (так называли свой мир автохтоны до того, как он стал Пятой Четвертью).

В Испании первыми его поддержали мориски и выкресты, что было логично и разумно, ведь они получали прямую выгоду от нововведения. Атауальпа знал, что эдикт обеспечит их лояльность, но не рассчитывал, что она будет вечной, ибо изменчивость людских нравов также была ему хорошо знакома.

В Германии, во Франции, в Англии (о чем свидетельствуют вышеприведенные источники) и даже в Швейцарии — всюду, где росло число лютеран, где их преследовали и где они добивались смены старой религии на новую, омоложенную (хотя, если откровенно, не многим отличную от старой — боги те же, только поклоняться им желали по иным обрядам), Севильский эдикт был воспринят как луч надежды во мраке. В Испании зарождалась мечта о жизни без инквизиции, и, быть может, поэтому все становилось если не возможным, то, по крайней мере, мыслимым, в том числе мир и согласие.