Дикий Носок - Изгнание [litres самиздат]

«Я хотел бы видеть других девушек,» – робко топчась в дверях и запинаясь от смущения, произнес Балаш.

Девицы мигом подобрались, словно кошки, заприметившие неосторожно севшего вблизи воробья. Лень и вальяжность слетели с них, как шелуха с жареных семечек. Вскочив с кушеток и подбоченясь, наподобие пузатых двуручных амфор для вина, девки пошли в атаку.

«Глянь-ка, Таша, какой кавалер привередливый выискался. Чем это мы ему так плохи, интересно, что другие девицы понадобились?» – угрожающе выпятив внушительный бюст и с каждым словом повышая уровень визгливости, проговорила одна из них – формами напоминающая выползающее из чана тесто, в обтягивающем фигуру легкомысленном платье, нарочито спущенном с одного белого, сдобного плеча.

Вторая – белокожая, вся в очаровательных рыжеватых кудряшках, оскалила лошадиные зубы, разом потеряв всю свою привлекательность: «Поди, ещё и яйца то шерстью не обросли. А туда же – девушек выбирать.» На шум закипающего скандала стали подтягиваться и другие любопытствующие девицы. Они свесились с лестницы на второй этаж и, разложив на перилах увесистые груди, стали шумно поддакивать кипятящейся товарке, заклевывая нахального юнца, словно стая галок. Ни одна из них не была Умилой. Решив, что он видел уже всех девушек, Балаш позорно бежал из этого вертепа, прикрывая голову.

Нарываться на подобный прием ещё раз хотелось меньше всего на свете. Поэтому, хорошо подумав, Балаш сменил тактику. В следующий веселый дом он вошел с опаской и увидел примерно ту же картину, что и в предыдущем. Только девиц было три, а щипали они гроздь сочного позднего винограда. Окинув посетителя оценивающими взглядами, какими хозяйки на рынках оглядывают тушки петухов для супа: не стар ли, не тощ, не жилист, девицы приосанились и приняли томный вид. Клиент был молод, пригож и робок. Балаш же закрыл глаза для храбрости и начал говорить.

Говорил он о любви – вещи совершенно немыслимой в подобных заведениях, о пропавшей девушке, о тоске и желании найти её и надежде не найти её здесь. Когда юноша открыл глаза, в зале царила тишина. Уже десяток девиц, невесть откуда взявшихся, смотрели на него широко открытыми глазами, в которых стояли слезы, трогательно всхлипывали и прикладывали к лицу платочки, готовые разрыдаться в любой момент.

«Девочки, давайте поможем красавчику,» – жалобно протянула одна из них, прочие шумно её поддержали. К безмерному удивлению Балаша, девицы развили бурную деятельность и уже через несколько минут разбежались по окрестным улочкам, дабы выяснить, нет ли в других веселых домах подходящих под описание новеньких девушек. Ещё через два часа Балаш точно знал, что где бы не была Умила, она точно не в веселом доме. Девушки оказались такими милыми и заботливыми: накормили Балаша обедом, зашили дыру на рубашке, расчесали деревянным гребнем копну волос у него на голове, при этом безмерно сочувствуя и одновременно радуясь тому, что здесь он своей любимой не нашел. Расстались они, словно лучшие друзья.

Балаш снова оказался там, откуда начинал. Где же искать Умилу? И куда подевался Ефим? То все бегал вокруг, как безголовая курица, а то исчез, будто сквозь землю провалился. Этот проныра мог бы посоветовать что-нибудь дельное. Друзей и знакомых в этом городе у юноши не было. Ну, кроме милых девушек в веселом доме. Быть может, владычица Анаис преуспела больше, чем он, и стражники сумели отыскать Умилу. Решив отправиться к ней прямо с утра, Балаш купил в пекарне пару вкуснейших, желтых, кукурузных лепешек и пошел к маяку.

Это монументальное сооружение манило его с тех самых пор, как он впервые увидел свет маяка с борта корабля. Мощные стены, изъеденные солью, противостоящие волнам и ветрам, внушали невольный трепет и уважение. Водоворот из чаек кружил над ним, сносимый порывами ветра то в одну, то в другую сторону. Море было неспокойно. За пределами хорошо защищенной бухты оно булькало, выплевывая неосторожных медуз и бурые комки водорослей, слизывая с пляжей все, что плохо лежит и так и норовя выплеснуться из берегов. Балаш устроился на камнях, с аппетитом жуя лепешки и любуясь закатом. Закаты здесь были быстрыми. Ещё несколько минут назад солнечные лучи прыгали по крышам домов, окрашивали город в дымчато-розовый цвет, ласкали снизу плывущие облака и вот уже солнце нырнуло в море, спасаясь от внезапно наступившей темноты. В ту же минуту её прорезал свет маяка.

Только сейчас Балаш понял, какую глупость совершил. Море бесновалось уже не только впереди, но и позади высоких камней, на которых он сидел. Прилив, усиленный штормом, медленно, но верно делал свое дело, отрезая юноше путь. Морская вода хаотично билась между ставшими скользкими камнями, накатывая и отступая совершенно непредсказуемо, создавая водовороты, пенясь и шипя, будто змея. Оставаться здесь до утра было нельзя. Неизвестно, на какую высоту поднимется прилив, шторм просто смоет его с камней, словно щепку.

Стоило лишь юноше спустить ноги вниз, покидая свое пока относительно безопасное убежище, как нахлынувшая сбоку волна накрыла его с головой и толкнула в сторону. Изрядно повозив Балаша по камням, наполнив рот, нос и уши, она, наконец, отхлынула, дав ему возможность кое-как вскарабкаться на другой камень и отдышаться. Дождавшись момента, когда поток воды хлынул в сторону берега, юноша соскользнул в воду. И снова не угадал. Его закружило между камнями и затолкало в расселину, потом смыло оттуда и потащило, к счастью, в сторону берега. Бедолаге никак не удавалось зацепиться за какой-нибудь камень и вылезти на него, руки скользили. Только бы не унесло в море. Это верная смерть. Выбравшись, наконец, на четвереньки на плоский камень, юноша оглянулся. В тот же миг стена воды упала на него, словно молот на наковальню, смыла с камня и увлекла куда-то вниз и назад.

Балашу казалось, что он борется за жизнь уже целую вечность. Силы таяли, легкие были полны соленой воды, многочисленные ссадины кровоточили. Море, словно осьминог, скручивало его по рукам и ногам. Попав в очередной водоворот, юноша кружил между камнями, увлекаемый силой потока, пока чья-то сильная рука не выхватила его оттуда, швырнув на ближайший камень. Цепляясь руками и ногами, он постарался забраться как можно выше, отплевался от соленой воды и закрутил головой в поисках своего спасителя.

Умила! Она была совсем рядом, такая же мокрая, ошарашенная и радостная. Сидела, вцепившись в соседний камень. Стоило утонуть, чтобы найти её. Хотя ещё кто кого нашел, скорее уж она его. Благодарить за свое спасение Балашу стоило не только Умилу, но и Руслана. Именно он, озирая окрестности с верхней площадки маяка (надо сказать, что теперь это вошло у него в привычку, мало ли чего еще интересного увидишь) заметил бедолагу. И сразу понял, что дела у него плохи. В обычное время среди этих камней можно было наловить шустрых крабов на ужин или насобирать ракушек, но, прожив у маяка всю жизнь, Руслан хорошо знал, как опасны они в шторм, да еще во время прилива. Ни один местный житель сейчас туда ни за что не сунется, наверняка иноземец. Руслан затормошил отца: «Папа, смотри, там человек на камнях». В неверном свете Луны Назар и Умила едва разглядели силуэт несчастного.