Дикий Носок - Изгнание [litres самиздат]

«Мы подыграли ему, чтобы остаться в живых,» – признался парень.

«Благоразумно, весьма благоразумно,» – с издевкой похвалила его владычица.

«А теперь расскажи мне о правителе Вашего города,» – требовательно продолжила она.

«Домиар,» – ненадолго замялся и все же решился юноша. – «У Вас много общего. Он такой же прагматичный, рассудительный, холодный и … беспощадный,» – Балаш старался тщательно подбирать слова, но другого все же не нашел. Миза усмехнулась. Портрет был так себе, но разве может быть иным правитель города? Иначе его просто сотрут в порошок.

«А ещё хитрый, изворотливый и вероломный. Домиар ловко умеет использовать слабости других,» – вклинился в разговор второй иноземец.

«И какие же слабости есть у него самого?» – спросила владычица.

«Кениша – его дочь. Он любит её и во всем потакает. А больше, пожалуй, никаких, госпожа,» – ответил ей юноша.

«Дочь, разумеется, юна и прекрасна?» – скорее утвердительно, нежели вопросительно поинтересовалась Миза.

«Конечно, госпожа,» – подтвердил её догадку Балаш, поймав ревнивый взгляд Умилы. Разговаривать с владычицей было тяжело. Словно видя его насквозь, она колола его вопросами по самым больным и неприглядным местам, будто сапожным шилом.

«Ну что ж,» – поднялась Миза, вполне удовлетворенная результатами беседы. – «Вы мне ещё понадобитесь, а потому будете и дальше пользоваться моим гостеприимством в этой башне».

«Госпожа, позвольте нам выходить в город. Ведь бежать нам все равно некуда,» – бросился ей в ноги с просьбой Балаш.

Снисходительно усмехнувшись и не удостоив его ответом, Миза повернулась и ушла. Юноша ей понравился, но не настолько, чтобы доверять ему. Он был прав, конечно, деться с острова в период зимних штормов им некуда. Но самодурство – прерогатива каждого человека, облеченного хоть какой-то, даже самой незначительной, властью. А уж если ты – владычица острова, то, о чем вообще говорить? Пусть посидят в башне, целее будут.

Едва шаги Мизы стихли на лестнице, необычно спокойный и сосредоточенный во время беседы Ефим со всей силы стукнул себя ладонью по лбу и закрутился на месте: «Думай. Думай, болван».

Молодые люди с удивлением воззрились на него: «Ты чего, Ефим? О чем думать?»

«Зачем она приходила? Зачем расспрашивала об этом Гимрузе? Что ей на самом деле надо?» – вслух размышлял Ефим, нервно меряя шагами комнату.

«Хотела знать, как и почему умер её соотечественник,» – недоуменно пояснил Балаш.

«Простачок ты парень, таким и помрешь. Какое ей дело до каждого умершего на чужбине соотечественника, даже если он из богачей? Нет. Здесь что-то личное. Какая-то тайна. Никак не пойму. Но это обязательно надо разнюхать. Обязательно,» – азартно рассуждал Ефим.

Владычица размышляла много дней. Благо, торопиться было некуда. Зимние шторма не позволяли выйти в море и давали время собраться с мыслями. Похоже, коалиции с единобожниками не избежать. В свое время Миза выторговала у них секрет изготовления пороха в обмен на разрешение права собственности на людей, но лишь на своих единоверцев. И теперь изо дня в день, не упуская ни единой возможности, словно застарелая зубная боль, они настойчиво просили (пока просили) распространить это право и на прочих людей. Миза сопротивлялась. Идея собственности на людей не нравилась ни ей, ни Анаис, ни даже Рузе. Но единобожники, в основном, деловые люди. С ними всегда можно поторговаться.

Последователи Единого Бога появились на острове несколько поколений назад. Приплыли на многочисленных кораблях неизвестно откуда, поселились обособленно и построили дом для своего Бога с диковинной высокой четырехскатной крышей. Тогда их было всего несколько сотен человек: черноволосых, темноглазых, в непривычных длинных одеждах и с намотанным на голове полотном. Вновь прибывшие брали в жены местных женщин, поселение быстро росло и вскоре слилось с Великим Розовым городом (тогда гораздо менее великим, но таким же розовым), став его частью. Для Единого Бога был построен новый дом, ещё более высокий и куда более вместительный. Его островерхая крыша, выкрашенная в ярко-синий цвет и украшенная позолоченными изображениями солнца, возвышалась над плоскими крышами городских домов сродни башни маяка. Как поселенцы умудрялись договариваться со своим Богом оставалось загадкой. Он был невидим и неосязаем. Да был ли вообще? Многие сомневались. Впрочем, Единый Бог вел себя спокойно: никому не мешал, в городские дела не вмешивался. Лишь заставлял своих последователей дважды в день: на рассвете и закате плюхаться на колени. А потому скоро перестал вызывать любопытство у горожан. Других Богов на острове не водилось, как-то не прижились.

Мизу (как и её отца до неё) этот вопрос не занимал. Единобожники были людьми работящими, оборотистыми, богатели сами и приносили изрядный доход городу. Основой благосостояния вновь прибывших были корабли: вместительные, округлые, более торговые, нежели военные. Рискуя жизнями, они ежегодно отправлялись в странствия к разным берегам торговать, а порой и грабить иноземцев. Отваги им было не занимать, ведь море ежегодно забирало свою дань человеческими жизнями. И все же единобожники предпочитали торговать, видя в этом основу своего материального благополучия и влияния, а не воевать. Секрет пороха они привезли откуда-то издалека и берегли, как зеницу ока. Их, наверняка, сильно озаботит тот факт, что теперь секрет известен не только им. И они захотят вернуть назад сведущего в этом человека.

У неё же цели иные: правитель города Домиар, его убийца-сын Азар или красавица-дочь Кениша. Кто-то из них поплатится за убийство её сына.

Око за око.

Родина единобожников лежала далеко на юго-востоке от острова и в недавнем прошлом была истинным раем на земле: буйно-зеленым, влажно-жарким, плодово-обильным и домом для тысяч людей.

Пустыня пожрала ее за несколько столетий, откусывая кусок за куском, словно праздничный торт, пока не приперла выживших к морскому берегу, не оставив людям другого выхода, кроме как бежать. Бежать без оглядки, спасая детей и бросив родные очаги на произвол судьбы.

Поначалу люди пытались бороться, откапывая заносимые песком селения, сооружая вокруг садов и источников воды заборы из глиняных кирпичей. Но разве можно остановить песок? Он вездесущ, ветроносим, неистребим, проникает в любую щель, забивается даже в нос, не позволяя дышать свободно. Тонкие песчаные струйки, обманчиво безобидные, просачивались в дома, насыпались холмиками, хрустели на зубах. Песчаные змейки ползли к источникам воды и душили их в своих объятиях. А когда погибал источник и засыхали деревья вокруг него, погибало и селение, и людям приходилось уходить прочь со всеми чадами, домочадцами и прочей скотиной.