Дикий Носок - Изгнание [litres самиздат]

При этих словах охватившая бабку эйфория лопнула, как мыльный пузырь. Взяв внучку за плечи, она слегка встряхнула её, чтобы прервать поток слов, и грозно осведомилась: «Какой ребенок? От кого?»

«От него, бабуль. Это Балаш,» – легкомысленно кивнула Умила в сторону двери.

Сначала Будур аккуратно поставила внучку в сторонку, потом коротко замахнулась и отвесила знатную оплеуху незнакомцу, жавшемуся у двери, отчего тот охнул и сел на пол, и лишь затем зажгла свечу, чтобы рассмотреть его. Держась рукой за щеку, на неё с опаской смотрел обалдевший парень. Даже пелена перед глазами не помешала ей узнать развязного недотепу, что едва не сшиб её как-то на лестнице.

«Ах ты, щенок …,» – замахнулась Будур вновь, но на руке повисла Умила. Потом внучка вновь обвила руками её шею и заговорила, на сей раз упрямо и требовательно: «Нет, не надо, бабуль. Я его люблю. Не трогай его. Обещаешь? Бабушка?»

«Ну хорошо, хорошо. Вечно ты вьешь из меня веревки,» – неохотно согласилась грозная старуха. Балаш перевел дух. Кажется, обошлось. Самое страшное позади. Если сразу не убила, то, наверное, и не убьёт. Хотя посматривает из-под своих кустистых бровей недобро. Ох недобро.

Домиар снова хандрил. Жизнь шла по накатанной колее, не предвещая никаких сюрпризов. Он был на вершине мира, среди облаков, и стремиться ему было совершенно некуда. Съездить разве на охоту с прирученными соколами? Да нет, лень. Или прокатиться по рыбацким деревням на побережье? Ходят слухи, что они приторговывают солью в обход его монополии. Впрочем, и это тоже не стоит его внимания. Можно послать Азара. Желая выслужиться, он будет землю носом рыть.

Сыном Домиар был разочарован. Он возлагал на него столько надежд, но Азар не сумел преуспеть ни в одном порученном деле, тем самым разрушив грандиозные планы отца. Он смог поймать чудище-йорга, но не сумел привезти его в город. А каким триумфом для Домиара могло бы стать плененное мифическое чудовище. Тогда никто не смог бы поставить его величие и превосходство под сомнение.

Азар не смог разузнать секрет взрывного порошка у иноземца. Да еще по недомыслию сделал так, что теперь и узнавать то было не у кого. Концы в воду спрятал и то неумело. Он даже не смог поймать подавшуюся в бега парочку, словно рок какой-то над ним висит. Да ещё и этого прохиндея Ефима упустил. Домиару казалось, что он основательно напугал проныру, ан нет. Жадность оказалась сильнее страха. Вот уж правду говорят в народе: «Хочешь сделать дело хорошо – сделай его сам».

Поначалу, вернувшись в город после своего провала, сын вел себя тише воды, ниже травы. Но потом снова вернулся к привычному образу жизни: слишком много вина, женщин, веселых попоек и озорных проделок. Домиар в молодости тоже аскетом не был, брал от жизни все, что подворачивалось. Это сейчас положение правителя накладывает на него определенные обязательства. Да и годы берут свое. Кутить хочется всё меньше, а спокойно посидеть у огня, размышляя о жизни, все больше. Неужели так и подкрадывается старость: скукой, ленью и ничегонеделанием? Мягкое кресло, кувшин вина, трущийся об ноги мурчащий кот, некстати одолевшая зевота – все это затягивало, словно зыбучие пески.

Нужно взбодриться. Пнув потерявшего бдительность кота и выплеснув остатки вина из чаши в огонь, Домиар решительно поднялся и пошел в покои дочери. Кениша – вот она нечаянная радость в его жизни. Как так случилось, что он, всю жизнь считавший детей лишь неизбежным злом, прилагавшимся к желанному трофею – красивой женщине (отчего трофей, надо заметить, становился куда менее приятным, сильно теряя в красоте и приобретая матримониальные планы на совместное будущее) души не чает в одном из них, да ещё девочке – существе и вовсе бесполезном?

Дочь радовала глаз своей красотой, согревала душу объятиями, заставляла чувствовать себя живым. В её покоях царила суета. Гомон нескольких девичьих голосов то и дело прерывался взрывами смеха. Несколько девушек замерли при его появлении, словно стайка разноцветных птичек, застигнутая врасплох на вишневом дереве, когда ягоды поспели. Побросав цветные тряпки, они шустро упорхнули в сад, хихикая и жеманясь на ходу.

«Отец, смотри,» – закружилась перед ним на цыпочках Кениша. Нечто невесомое, цвета нежной сирени, расшитое мелкими жемчужинами обволакивало её стан, струилось по ногам, летело вдогонку. Подобные наряды носили женщины на его родине. Богатые женщины.

«Правда, красиво?» – глаза дочери восторженно сияли. Сколько нарядов нужно женщине, чтобы чувствовать себя счастливой? Сотня? Две? Даже если у неё они есть, сто первый наряд все равно сделает ее счастливой еще раз. С Кенишей это правило работало на все сто.

«Откуда эта красота, милая?» – утвердительно кивая, поинтересовался Домиар. Дочь он любил, но золота в руки ей благоразумно не давал, оплачивая все, что ей приглянется сам, справедливо предполагая в Кенише мотовку и транжиру.

«На днях приплыли торговцы. Ну те, у которых полосатые паруса. И среди них есть женщина. Представляешь, отец, женщина!» – изумление Кениши было непритворным. Конечно, в городе было предостаточно женщин, державших лавочки и магазинчики. Домиар допускал, что по достижении определенного возраста, когда наивность, свойственная юности, улетучивалась вместе с красотой, женщины становились вовсе не глупее своих мужей. Но пуститься в плавание через море? О таком он слышал впервые.

«Она прислала мне подарки и приглашение зайти в её лавку. Посмотри, только женщина могла так тщательно подобрать наряд: и платье, и туфли, и жемчужное украшение для волос,» – Кениша старательно демонстрировала ему обновки. – «Я хочу к ней пойти. Ты ведь не против?» Дочь подластилась к нему хитрой лисичкой, заглядывая в глаза. При виде её лицо невольно смягчалось в улыбке. Разве можно было отказать Кенише в такой малости, как новые наряды?

Присылать подарки правителю города – было негласным правилом для серьезных торговцев, желающих спокойно и свободно торговать в его городе, и уж, конечно, для иноземных. У них любой товар был не дешев. Тонконогие, своенравные красавцы – кони, оправленные в серебро зеркала, тончайшая, струящаяся, прохладная и приятная на ощупь в любую жару ткань – все подносилось с выражением признательности и надежды на взаимовыгодное сотрудничество. Мелочь, а приятно.

На прошлой неделе Домиар получил поистине роскошный, достойный его подарок. В день прибытия в город иноземцы умудрились сбить и затоптать насмерть старого хранителя рукописей. Погибшего под конскими копытами старика было не жаль, последнее время он изрядно досаждал Домиару, настойчиво и бесцеремонно требуя ремонта в башне, служившей хранилищем книг и рукописей. Нужно подыскать ему более покладистого преемника. Семьи у хранителя рукописей не было, а потому компенсацию за его смерть иноземцы принесли правителю города (а кому же ещё?), присовокупив к ней извинения и просьбу оставить двух слуг, управлявшим злополучным возком, для наказания самим иноземным торговцам. Маленькая деревянная шкатулка, обитая внутри бархатистой тканью, была наполнена сияющими прозрачными камнями. И это была уже не мелочь. Он хорошо знал цену таким сверкающим камням. Их находили на острове у подножия горы, в руслах ручьев и речушек, стекавших с неё. Искусно ограненные, они ценились много дороже жемчуга.