Дикий Носок - Изгнание [litres самиздат]

Именно ценность подношения и вызвала у Домиара пристальный интерес к происшествию. Что такого пытаются замять иноземные торговцы? Уж точно не смерть под копытами старика хранителя. Со слов зевак он знал, что с места происшествия бежали трое. Кто такие? Зачем они были нужны иноземцам? Куда делись? Пока эти вопросы оставались без ответов.

День прошел в пустоте и праздности. Вечерняя прохлада застала Домиара в саду, в излюбленной беседке, увитой виноградом. Солнце уже село и легкий морской бриз поменял направление, унося с суши на море дым множества печей, где готовился ужин. Домиар лениво хлопнул в ладоши, призывая слугу. Но вместо него в беседку опасливо сунулась чья-то лохматая голова, вслед за ней просочилось и тело. И вот уже перед изумленным правителем предстал Ефим собственной персоной.

«Приветствую вас, правитель,» – робко и сконфуженно произнес он.

«Ефим, ты?» – захохотал во весь голос Домиар. – «Как тебе наглости хватило сюда явиться?»

Приободренный таким приемом, Ефим приосанился: «Хочу рассказать Вам одну историю, интересную историю.»

«Да неужели,» – все еще смеясь, Домиар взмахом руки отослал прибежавшего слугу. – «Ты как сюда пробрался? Начни свою историю с этого.»

«Это совсем неинтересно, скучно и банально. В отличии от истории, что я хочу Вам рассказать. Точнее продать,» – вкрадчиво продолжил Ефим.

«И чего же ты хочешь за неё?» – поинтересовался Домиар, прекрасно зная ответ.

«Вы знаете. Спокойной жизни, никого преследования и мою должность обратно,» – давно заготовленной фразой ответил Ефим.

«Ну, это ты лишка хватил. О должности и речи быть не может. А насчет остального подумаю. Стоит ли твоя история того?» – с сомнением спросил Домиар.

«Стоит, стоит,» – уверенно заверил его собеседник. – «Так обещаете? Никакого преследования? Я могу жить спокойно?»

Выдержав паузу, во время которой у Ефима под пристальным взглядом правителя душа ушла в пятки, он сказал: «Хорошо, обещаю. Рассказывай.»

Приободренный Ефим подсел поближе: «Помните ли вы молодого иноземного торговца по имени Гимруз? Ну того самого, из-за которого у меня возникли э … проблемы?»

«Ты так это называешь?» – хохотнул Домиар.

«Я думаю, помните. С ним еще случилась … неприятность, когда он отправился на охоту с Азаром. Страшное чудище – йорг убило и молодого господина, и всю его свиту,» – не обращая внимая на реплику правителя, продолжил Ефим.

«Печальная история и не очень достоверная. Вот и его мать не поверила. И приплыла в город с целью отомстить за смерть своего единственного сына,» – подвел итог проныра.

«Мать? Та женщина-торговец, что прибыла недавно,» – мозаика в голове собеседника сложилась. Он больше не смеялся. И выводы сделал совсем неожиданные для Ефима.

«Это ты был в возке, который сбил двух человек насмерть на прошлой неделе?»

«Я,» – коротко сознался незваный гость.

«Кто еще двое? Те, кто помог тебе бежать после охоты на йорга – Балаш и его девка?» – проницательности правителя можно было позавидовать. – «Значит, они тоже в городе.»

Домиар рывком приподнялся и схватил Ефима за грудки: «Ремни, связывающие чудовище, были разрезаны. Кто это сделал? Кто его отпустил? Ты?»

«Нет, нет,» – в ужасе затряс головой проныра. Сейчас, как никогда, он понимал, что его жизнь висит на волоске. – «Это Балаш и Умила. Это они».

«Но зачем?» – недоумевая, отбросил Ефима от себя Домиар. Тот лишь пожал плечами в ответ.

«Так наш уговор в силе? Могу я рассчитывать на спокойную жизнь?» – осмелев, после продолжительного молчания спросил он.

«Да. Проваливай, как пришел,» – махнул на него рукой правитель, погруженный в свои мысли. История и правда оказалась интересной. Очень интересной. Размышлял Домиар долго, позабыв и об ужине. Слуги не решались нарушить его уединение, но кружили неподалеку, словно стая акул, ожидая заветного хлопка в ладоши.

«Итак,» – подводя итоги, рассуждал Домиар. – «Поскольку Балаш, Умила и особенно Ефим, у которого язык без костей, были пленены матерью Гимруза, то она точно знает, как погиб её сын и кто его убил. Значит возможны два пути: откупиться или убить. Первый предпочтительнее. Но люди, и совершенно точно женщины, потерявшие единственного ребенка и одержимые жаждой мести, бывают на редкость несговорчивы. Стоит попробовать, конечно, прежде чем принимать радикальные меры. А пока Кенишу не стоит выпускать из дома. О посещении лавки женщины-торговца и вовсе речи быть не может. Нужно приставить к девочке охрану и разрешить подружкам пожить здесь, чтобы она не скучала. И предупредить Азара, дабы был осторожней и осмотрительней.»

Домиар, наконец, хлопнул в ладоши, призывая вышколенных слуг.

Поскольку товар у иноземных торговцев был сплошь дорогой и редкий, а покупатели – людьми солидными и платежеспособными, то лавки их располагались не на самом торге, а на прилегающих тихих улочках. Здесь не толпились дородные хозяйки с корзинами, полными овощей, не верещали фермерские поросята в деревянных клетках, не расхваливали свой товар на все лады продавцы пирожков с ливером, луком и грибами. Деньги любят тишину.

Улочки благоухали заморскими ароматами, тихо позвякивали серебряной посудой, шуршали дорогой кожей тонкой выделки, поблескивали россыпью жемчужин. С поклоном приветствовали дорогих покупателей торговцы, раздвигали тяжелые портьеры, предлагали мягкие подушки и освежающие напитки, вкрадчивыми, убаюкивающими голосами нахваливали товары. Домиар бывал здесь множество раз. Но его появление, как всегда, вызвало переполох. Каждый из торговцев старался лично поприветствовать правителя города, но женщины среди них не было.

Миза ждала Домиара со вчерашнего дня, когда отправила подарки его дочери. И была хладнокровна, как приготовившаяся к нападению змея. Пасть уже была открыта и ядовитые зубы обнажены. Осталось дождаться незадачливую мышку. Сунувшийся в комнату взбудораженный слуга доложил, что мышка прибыла. Осмотрев товары в других лавках (Миза точно знала, что лишь для вида), он осведомился, где же лавка торговца-женщины, о которой он наслышан и с поклоном был препровожден туда.

Вот он – решающий момент. Конечно, Миза не собиралась вонзать кинжал ему в грудь прямо сейчас. Это было бы глупо и недальновидно. Она намеревалась льстить и угождать, дабы войти в доверие, приблизиться настолько, чтобы точно знать, как нанести самый болезненный удар. Раздвинув тяжелые занавеси, Миза вошла в лавку из задней комнаты, нацепив на лицо радушную улыбку. Да так и замерла, оскалив зубы, с гротескной маской на лице.

Пусть в черных волосах появились седые пряди, стан уже не так строен, а плечи поникли, но глаза – черные, бархатистые, с лукавым прищуром, пусть и в окружении сеточки морщин, ничуть не изменились.