Александр Лекомцев - Надёжный флюгер. Юмористический фантастический роман-боевик

– Тихо, не кричи! – атаман схватил его за локоть.– Потому, малина-земляника, я именно тебе доверяю это дело! Не кому-нибудь, а только тебе… Не задавай больше никаких вопросов. У тебя имеется карта-план. А на случай… безвыходный вскроешь конверт! И старайся слово «Джонгмо» слишком часто не произносить!

Плотов не настоятельно советовал, а приказывал… И Григорий это понимал. Конечно, Рокосуев был полностью согласен со своим атаманом. Если потребуется, обходить село Пермское, то делать это надо по воде… по Амуру.

В Пермском уже могут находиться представители новой власти или, в крайнем случае, большевистские агенты. Да и других разбойников хватает. Негоже кладоискателям бросаться в глаза кому попало.

– А конверт мой, Григорий, в экстренном случае, малина-земляника, вскроешь только в лодке. Я повторяю! – сказал Плотов.– Смотри, не потеряй его!

– Такое дело я полностью исключаю,– ответил Григорий.– Он у меня к телу, считай, прирос, почти что кожей моей сделался. А карман потайной в гимнастёрке у меня глубокий, надёжный, под булавкой…

– И меньше, Гриша, говори там, где не следует. А слово… «Джонгмо». Но ты тут понимаешь. Не следует его произносить без особой надобности.

– Понимаю. Паша, Знаю, что даже деревья имеют уши, – согласился с атаманом Григорий.– Но если Джонгмо, то…

– Гриша,– подала голос Юлия,– я уже забыла это слово и ты… забудь.

– Сделаю, понятно, конечно. Голова золотая и ушастая будет у меня в ногах,– заверил Григорий.– И партию сохраним, если ЧК меня не шлёпнет. Я постараюсь, Паша. Это я тебе говорю, истинный анархист Григорий Рокосуев.

– Я присоединяюсь к словам своего брата и отца… по Свободе, поддерживаю его, как начальник штаба нашего летучего отряда. Вижу, что ты согласен, Гриша. Вот и славно,– Юлия, поцеловав Григория в щеку,– а мы немножко с Пашей по тайге прогуляемся. Жить-то, может, несколько часов осталось.

– Пойдём, Юлька,– сказал Павел. – А ты, Гриша, побудь тут за командира как мой заместитель. Впрочем, без надобностей им сейчас начальники. Минут через десять-пятнадцать вернёмся с Юлькой – и всех, кто пожелает, отпущу на все четыре стороны.

– Понял, – пробурчал Григорий. – Чего здесь непонятного?

– И ты, Гриша, с ними уйдёшь, чтобы очень-то кому попало в глаза не бросаться, малина-земляника, – сказал Плотов. – Тебя на приисках никто почти не знает, ты – не из местных. Подбери себе, в дорогу, по-возможности, таких же, не здешних. Впрочем, как получится. С ними, как только мы погибнем с Юлькой, отправляйтесь искать клад.

– Исполню,– мрачно произнёс Григорий.– Походите, полюбитесь. Раза два успеете… слиться воедино. Может, оно и впрямь в последний раз. Ах, жизнь сволочная! Но надо заметить, она у нас очень интересная.

В целом Рында был доволен тем, что происходило вокруг него, по сути, на страницах его будущего романа. А если что-то не так будет написано, то недолго исправить. Дело техники. Он ведь… писатель.

Впереди сражение

В селе Керби «левые» революционные силы преждевременно и активно продолжали праздновать окончательную победу над белогвардейцами, японскими интервентами и, главное, анархистами (Дальневосточная Республика официально войдёт в состав России только 25 октября 1922 года).

Двоё, изрядно пьяных, местных красноармейцев ломились в одну из жалких крестьянских усадьб.

– Открывай, Нюрка! – орал долговязый и рыжий, стуча прикладом винтовки в ворота. – Пущай Иван передохнёт! Теперя наша очередь с Игнашкой к тебе прилечь чуток настала. А что не так? Разве мы не правые?

– Точно, Кирюха. Нам тоже надобна ласка, – сказал моложавый и толстый Игнашка и громко крикнул.– Люди говорят, что ты всем даёшь, Нюрка! А мы, что хуже, мы члены великого воинства «зелёных» стрелков! Открывай нам двери, Нюрка, именем революции и пролетарско-крестьянского сознания!

– Вы от самогону зелёные! – послышался голос Нюрки.– Почитай, уже вторую неделю потребляете! Чего толку-то от вас на полатях, да и политике всемирной!

– Оно и, правда,– согласился с доводами революционно раскрепощенной женщины Игнашка,– баба эта правая. Толку сейчас от нас, как от муравьёв в таком деле. Тебе шибко её хочется, Кирюха?

– Совсем не желается, Игнашка. Но дело принципа. Ивану можно, а мы…

– Пошли-ка, однако, отсюда! Не то командиры, как увидят нас, таких, то шибко заругаются. Дисциплина должна быть революционна. А у меня в загашнике имеется выпить, Киря.

– Да, ежели бы я ведал, что у тебя есть выпить малость, Игнат, то разве ж сюда бы припёрся. Сам посуди!

– Оно точно ведь, Киря. Нам надобно в здоровый порядок прийти, опохмелиться. Скоро ведь последний бой с анархией предстоит. Так то. Пошли-ка, товарищ мой по справедливой и нешутейной борьбе.

Понятно, что за всем этим наблюдал автор Рында. Он даже презрительно сплюнул в сторону. Ему даже ничего и придумывать не надо было. Вот они, русские, во всей красе! По представлениям писателя-либерала никак России не могла быть колыбелью цивилизации человечества. Правда, и американцы тоже. Да и какая разница. Они-то ведь особенные, все поголовно ковбои.

Автор будущего правдивого и гениального романа тут же переместился туда, где пока ещё стояли конным отрядом анархисты Плотова. Рында, вольно и невольно, сделался свидетелем любовной сцены между Павлом и Юлией. Ну, что ж, хоть и дикари, но ведь тоже, какие-то отношение у них могут быть… даже и сексуальные. Правда, на низшем уровне. Не так, как, к примеру, у поляков. Это же понятно. Догма, аксиома, постулат… Так есть – и точка!

Понятно, что без любовных и разного рода эротических сцен книга будет не так интересна. За тем, что происходило, пан Рында наблюдал, спрятавшись за большой коряжиной. Он понимал, что надо быть осторожней, хоть он и автор. Ведь эти дикари могут его запросто пристрелить, и он не успеет добраться до своего компьютера и посмотреть в глаза своей прекрасной жены Ренальды.

На берегу таёжной реки, обнявшись, стояли Павел и Юлия.

– Юлия,– говорил Павел,– тебе лучше уйти отсюда. Потом затеряешься среди людей. Замуж выйдешь. Может, вспомнишь когда-нибудь анархиста Пашку. А я им, краснопузым, последний бой должен подать, как положено, малина-земляника!

– Что ты говоришь, Пашенька? Что ты такое говоришь? Какая же мне жизнь без тебя? Умрём здесь, в Керби, вместе. И то ведь – радость.

– Само собой… умрём, как собаки бродячие, где-нибудь, на кержацких огородах. Мы, по их понятиям и разумениям, преступники. А может, и не так всё. Просто, им не нужны по их жалкой жизни и в большой стране, да и на всей земле, такие неспокойные попутчики, как мы.

Атаман Плотов говорил то, в чём абсолютно не сомневался. Ведь новые бояре не намерены отдавать народу фабрики, заводы, землю… Им самим мало наворованного… их отпрыскам и шлюхам. Откуда они взялись-то. Говорят, что среди их, главных, нет ни одного славянского лица. А если и есть, то те давно уже с Бундом или с подобными инородными партиями снюхались, которые до 1905 года только и пошаливали, терроризмом занимались.