Александр Лекомцев - Надёжный флюгер. Юмористический фантастический роман-боевик

– Но лучше бы он, Афоня, остался у власти, а не эти… узурпаторы. Я уже давно понял, что Революция наша не в ту сторону пошла. А что мы-то, анархисты

можем? Ведь народ не понял нас, не разглядел собственной Свободы и Счастливой Доли в дыму пожарищ и в людской крови. Чего-чего, а уж большевики сумели своими слащавыми речами задурить головы рабочим и крестьянам.

Но тут же Рында заверил их опять, что на правах автора произведения пока оставит их всех живых. Ведь им надо же клад искать и вести бешеную борьбу друг с другом за каждую… брошку или монету.

Ни Павел, ни Афанасий не среагировал на слова писателя Боба. А зря. Ведь он многое мог. Нельзя недооценивать таких вот писателей и… либералов. У них мощная поддержка – внутри, и, главное, снаружи. Соединённые Штаты знают, кого и зачем кормят печенюшками да пирожками с капустой.

Плотов говорил ещё долго и взволнованно. Сейчас он несколько раз напомнил Афанасию, что главари большевиков по заграницам учились и мякину не жрали, как те, кто пошёл за ними… из народа. Они, руководящие большевики, и ждали того момента, когда царь Николай покажет свою глупость и, как в умных книгах пишут, несостоятельность.

– Но одно радует, Афанасий, – перешёл к печальным событиям нынешнего дня Павел, – что часть левого фланга нашего отряда пробилась, я заметил. Ушла из села. Некоторые прорвались, и – слава Богу! Авось, где-нибудь укроются. Мало ли затерянных мест в тайге…

– Может, среди людей затеряются, – предположил Буров. – Время смутное. Вдруг – получится.

– А что с Россией-то будет, Афанасий? – сказал Плотов. – На какую рабскую стезю загонят народ большевики, падкие до власти, ленивые, тупые и жестокие? Что они придумают потом, когда перекрасят красные знамёна в другой цвет? А так ведь и будет. Нет у меня в этом сомнения.

– Почему же так всё негоже происходит, Паша,– Буров задумался.– Отчего многое не по-людски вокруг, а по-американски… исподтишка? В спину бьют.

– Всё потому, Афоня, что тот, кто стремиться к власти, не знает, что такое тяжёлая доля людская; и тот, кто желает обогащения, не может думать о болях и печалях других,– ответил Плотов. – В этой верхушке – живые трупы. Им надо будет узаконить то, что они награбят и передадут детям и внукам своим.

– Русские люди святые,– Афанасий перекрестился,– поэтому маются. Доверчивые. Хотя, что я, прости Господи, за всех-то поручаюсь. Сволочей тоже хватает и… за нашей калиткой. Ныне на верхотуре среди большевиков – жульё да лодыри, да бывшие уголовники, осуждённые за убийство, разбой, насилие… Они тоже теперь большевики. Жируют, ничего не делая. Да не просто ведь жируют, а на кровушке людской.

Однако, они сошлись на том, что при всём при том большевики так же рьяно ненавидят американцев и японцев, да и прочих… Тут уж бесспорно. Такова Россия. Она – нормальная страна и не похожа на заокеанский зверинец.

Ну, никак Рында не мог заставить героев своего романа мыслить и рассуждать именно так, как это принято в просвещённой Западной Европе и в странах Северной Америки, исключая Мексику.

Роберт Борисович тоже ведь понимал, что свободной может быть тольк еловая шишка, падающая с ветки дерева вниз. Да и то ей надо очень и оченьзахотеть упасть не в кучу дерьма… Впрочем, после полёта такого, нет уже разницы, куда падать. Вот потому и следует строить лично свою жизнь. А россияне тут совсем не причём. Им стакан самогонки и хлеба кусок – вот и вся их радость и особая ментальность. Но при этом, на самом деле, «умом Россию не понять».

Неудавшаяся казнь

По селу Керби бродили собаки, жадно пожирая трупы и «зелёных», и нездешних красноармейцев, и анархистов. Они грызлись друг с другом, не понимая ещё, что человеческого мяса хватит на всех. Не обязательно и кости-то обгладывать… Чего там делить? Да и собаки ведь не люди, общий язык найдут

Вскоре анархистов вывели на расстрел. Впереди шла, пошатываясь, Юлия, за ней – Павел, Афанасий и Трифон, что-то непонятно бормочущий от страха. Цепляясь в последние мгновения за жизнь, Трифон упал на колени перед «зелёными» стрелками, местными стариками, бабами и детьми.

За всей этой картиной со стороны наблюдал и Рында. В такой толпе не очень и трудно затеряться. Но он был автором, создателем всего происходящего и поэтому желал и ощущал острую необходимость находиться на виду.

Но он являлся относительно начитанным человеком и поэтому прекрасно помнил, что произошло с лягушкой-путешественницей в прекрасном одноимённом произведении русского писателя Всеволода Михайловича Гаршина. Не стоило ей, конечно, кричать с высоты птичьего полёта: «Это я придумала!».

Правда, Рында не мог понять, почему этот литератор вдруг отправился добровольцем на защиту братского болгарского народа от коварного и подлого турецкого нашествия на Балканы. Даже получил там ранение. Война с Османской империей в конце девятнадцатого века нанесла ощутимый урон не только славянским странам.

Наверное, вот тут-то, возможно, Роберт Борисович и прав. Стоило ли спасать Болгарию? Из песни, как водится, слов не выкинешь. Конечно, не народ, но стоящие у власти господа этой страны, руками болгар «отблагодарила» Россию за это… «по-братски». Болгария воевала на стороне фашистской Германии. Притом, надо сказать, очень умело и жестоко. Молчат историки об этом, скромно потупив взоры. Да и сегодняшние дни показывают Болгарию не с лучшей стороны. Да разве же только её? Чего стоит одна Польша, Хорватия… Об Украине и говорить не стоит. Всё понятно. Хотя ведь люди-то не повинны в том, куда их ведут и зачем.

Не на пустом же месте появились такие вот… поляки, так сказать, как Рында.

Но Роберт Борисович в последнее время радовался, как малое дитя, тому, что Россию и ныне давят со всех сторон и "братья", и не совсем. С благословления англосаксов, да и руководителей целого ряда стран Западной Европы. Что их заставляют поступать подло? Ясно, что – заокеанские пряники, и кнуты.

Сейчас же Боб наблюдал в числе других за расстрелом анархистов.

– Прости народ православный! Каюсь! – истошно вопил Трифон.– Грешен я! Жил бы с вами – картошку садил и золото мыл!

– Пуля тебя простит,– злобно сказал Емельян, размахивая парабеллумом.– Встать, тварь черепоносная!

Молодые красноармейцы поставили Трифона на ноги.

– Может, коли, кается, не убивать его,– предложила жалостливая и дородная баба из толпы.– Я бы его в мужья взяла. Я с его братом, Василием, жила. Убили его. Что ж тут поделать.

– Он и убил, – сообщил всем окружающим один из «зелёных» стрелков, – Трифон и убил. Я видел.

– Убил – не убил, какая нынче разница! А что,– сказал ветхий старичок,– пущай живёт, в большевики запишется. Там всяких полно. Оно завсегда, дерьмо к хлебным карточкам тянулось… Он, по-сущности, такой же.