Александр Лекомцев - Надёжный флюгер. Юмористический фантастический роман-боевик

Но стрелк и стояли, как вкопанные. Они не смогли пошевелить ни рукой, ни ногой. Бравый командир взвода исполнителей приговора полез в кобуру за револьвером.

– Чертовщина! – выругался он.– Хреном вам всем по спине! Что-то мне и самому не очень- то и хочется, по сути, в своих бывших товарищей стрелять, хотя они, гады настоящие, наших людей шашками порубили. Надо, с ними разделаться, товарищи! Именем Революции…

Договорить он не успел. На дорогу вихрем выскочили две тачанки да ещё повозка, запряжённая тройкой лошадей. За ними следовал конный отряд, всадников двадцать. Они долго не разбирались и не философствовали, и сразу же открыли по «зелёным» огонь из двух пулемётов и всех видов оружия.

Разумеется, автор Рында, который всё это и организовал, заранее залёг за толстое поваленное бревно, бывшее не так уж и давно могучим кедром. Бобу не резонно было попадать под шальные пули.

Мгновенно стихийные спасители анархистов порешили всех, кто находился, при исполнении… на расстреле. Заодно, в запале, в горячке или случайно, порешили и двух мирных жителей села. Под град пуль попала любопытная бабка Завалихина и десятилетний пацан Киселёв. Раненых, вроде бы, не наблюдалось. Только смерть! Такие вот… пироги.

В мановение ока неизвестные освободили удивлённых Павла, Юлию и Афанасия и грубо и бесцеремонно швырнули их на открытую повозку. Их, по сути дела, взяли в плен неизвестные. Совсем не ясно, кто и почему.

В повозке с ними сидели два хмурых бородатых мужика с винтовками. Отряд, напавший на местный форпост «зелёных» стрелков, с большой скоростью помчался дальше. Кто-то вслед ему стрелял, но с тачанок начали свою ответную пальбу пулемёты. Всё произошло быстро, красиво и неожиданно.

Отряд с двумя тачанками исчез так же стремительно, как и появился.

– С нами сила крёстная! – проговорил ветхий старик, ковыляя к своей избёнке.– Изыди, Сатана! Сколько дурачков по тайгам-то мотается. Главное, все при оружии.

Из здания штаба вышёл и уполномоченный ГубВЧК Емельян Фолин. Он пока ещё не понял, что же произошло, каким образом и почему.

– Я ещё, когда маленькой была,– сказала ему шепеляво старуха Сидорова,– так вот, такие штуки бандитские видала, налёты жуткие. Разбойных людей на наших приисках хватает.

Вокруг Емельяна собрался довольно большой отряд недоумевающих и весьма обескураженных «зелёных» стрелков. Ну, кто ж знал, что так получится? И ведь все посты налётчики тихо убрали, с помощью ножей, без единого выстрела.

Но, постояв немного, почесав затылок в задумчивости, Фолин, наконец-то, почти что, сообразил, что и как произошло.

– Запугать нас решили буржуины! – обратился он к оставшимся в живых, собираясь митинговать, но передумал.– Стойте! А где же анархия? Среди мёртвых их не наблюдаю. Их выкрали? Но зачем, язви твою мать?! Кому они нужны, в мать-перемать!? Скоты!

Он глазами искал мелкого и очкастого, наверняка, английского шпиона, который сообщал ему, что анархисты спасутся. Но Рынды и след простыл, он уже снова сидел в своём кабинете, за компьютером и самодовольно потирал руки.

Неуловимые налётчики

Каким-то, совсем не понятным и чудесным образом в живых остался командир взвода исполнителей, «зелёных» стрелков. Он довольно быстро из лежачего положения перешёл, так сказать, в стоячее, стряхнул с галифе пыль и деловито поднял с земли свой револьвер. Спрятал его в кожаную кобуру.

– Кого будем расстреливать, Емельян Алексеевич? Убежали злыдни! – Сказал он, разводя руками, – а наших, из моего взвода, положили тут почти всех. Анархисты исчезли… напрочь! Получается, что расстреливать некого.

– Оно, может, и хорошо, но, однако, плохо. Как же России-то обходиться без палачей и душегубцев? Надо их сберегать. Пока ещё там новые народятся,– сказала бабка Сидорова.– Когда я совсем маленькая была…

– Заткнись, контрреволюционная старуха! Как это, некого расстреливать, Никодимов?! – в гневе зарычал Емельян.– А ты? Ты, в самый раз, подходишь. Ты же, чёрт возьми, Никодимов, командир взвода исполнителей, почти что, чоновцев! Твои люди полегли, а ты в живых остался. Это что? Всё заранее так задумано? Да?

– За что же вы меня обижаете, Емельян Алексеевич,– как ребёнок надул губы Никодимов.– Какой же из меня нездешний шпион?

– Вы, бляха-муха, ни одного выстрела по налётчикам не сделали. Имел бы право, ей богу, хоть в него и не верую, тебя бы в распыл пустил,– не унимался Фолин.– Исполнителей никак не велено трогать. Да тут ещё ваш командир чокнутый бродит, по фамилии Самойлов. Он тебя, сволочного, грудью защитит. Знаю и не понимаю такого дела! Не пришла ещё, по-настоящему, в ваши дебри Советская Власть! Как следует, не пришла. Папуасы долбанные! Но скоро вы у меня… Да что я тут говорю? Ты же, Никодимов, до самой задницы… «зелёный»! Бывший анархист, мать твою – перемать!

Командир взвода исполнителей промолчал, возражать не стал. Может, был, что называется, себе на уме, а может, не желал попадать под горячую руку главного чекиста. Запросто ведь пристрелит.

– Не верно, Емелюшка, глаголешь, – снова заговорила старуха Сидорова.– Палачей никак не можно обижать-то. А Никодимов Генча – здесь самый главный убивец. У нас его все любят. Он хоть и гад, но… справедливый и вдумчивый. В наших краях палачи и были, и будут всегда в почёте! А как же? Для порядку надо. Пятнадцать-шестнадцать головёнок срубил – и отдыхай себе, чаи всякие и разные распивай, ордена и медальки пересчитывай.

– Да замолчи ты, старуха бредовая! Не знаешь, что мелешь! – сказал в сердцах Емельян. – Да я тебя за такие слова о России…

– Я думала, что при новой-то власти наговориться мне дадут. А тут вон, как получается! – явно обиделась старуха Сидорова, – молчать, оказывается, надо.

Она гордо удалилась.

Перед Емельяном нарисовался Рында и по-свойски, откровенно и проникновенно сказал главному местному чекисту:

– А старушка эта права, Емельян Алексеевич. Россия – страна варваров и недалёких и недоразвитых людей. Ой, как она права!

Тут же Фолин приказал Роберту Борисовичу снять со своего «тупого рыла» очки и немедленно спрятать в карман. Ничего не подозревающий, автор так и поступил. Очень быстро, задыхаясь от гнева, Емельян своим не слабым кулаком влепил Рынде в челюсть. Разумеется, Роберт Борисович, сделав пару шагов назад, повалился на спину. Упал, потеряв сознание, прямо под ольховый куст. Не то, что бы, как куль с дерьмом, но, где-то, около этого. Во всяком случае, очень похоже.

Глянув на закатившего в небо глаза Рынду, он плюнул прямо ему на лоб. При этом он не позабыл подумать: «Вот ещё какая-то мелкая и очкастая мерзость привязалась. Расстрелять бы надо. Да вот и пулю жалко на такое пугало тратить».