Евгений Биктимиркин - Проводник

Последнее, что Мия сказала мне, прежде чем я оттолкнул ее: «Не геройствуй. Мы примем тебя в любом случае». А когда заплакали дети, я убежал. И по пути к поганой площадке решил: «а почему бы и нет?!», и завернул в больницу за снадобьем, притупляющим боль.

Я ждал судьбоносной команды, разминая и разогревая все, что мог. Баррент делал то же самое, только не так активно.

– В бой! – крикнул Хаш, видя, что мы готовы, и не собираясь растягивать мучительные ожидания.

Баррент в очередной раз меня удивил. Конечно, я видел его всего несколько дней в жизни, но мне показалось, что последнее время он вел себя нетипично. И в этот раз, вместо того, чтобы разбежаться и столкнуть меня, он стал плавно надвигаться, как бы прикидывая, что буду делать я.

Мы пристально рассматривали друг друга, ни на секунду не сводя глаз. И вот настал первый контакт: я сделал предсказуемый уворот в противоположную сторону, а он, невозмутимо ткнул мечом в заранее выставленный щит. Даже от такого слабого удара я почувствовал мощь.

Он продолжил натиск и нанес несколько ударов. С каждым разом уворачиваться было все труднее, равновесие подводило, и последний я опять отбил щитом. За щит можно было не волноваться – дадут сколько угодно новых.

Я начал пружинить ногами и понемногу бегал из стороны в сторону. Гаденыш не собирался идти на провокации – даже лишний удар, лишний взмах со своей тушей делать не собирался.

«Была – не была» – решил я, и приблизился к нему немного слева, к его щиту. Мы оба застыли секунды на полторы, в его взгляде блеснула довольная искорка. Он отпихнул меня щитом, и я чудом удержал равновесие. Он побежал на добивание, и я откатился – его меч проделал борозду в земле рядом. Я стал сыпать по нему ударами с разных позиций, с разных сторон, но он, с чудовищной прытью отбивал каждый, даже такой, который успеть, казалось, никак не мог. Опыт и богатырская силища позволяли ему творить эти чудеса. Единственный раз я попал по его броне, что лишь высекло бесполезные искры, а звон мгновенно заглох.

Только мне показалось, что он перевел вес тела на другую ногу, я со всей дури пнул ему в колено. Но он уже увернулся, ожидая этого. Такая подлость его на мгновение разозлила, и он стал лупить по мне, желая только ранить.

Я отбивался, как мог, насылая на него размытые контуры своего тела. Еще один раз я нарочно ударил его по щиту и тут же откатился. Как бы ни так – Баррент резво повернулся и ударил меня так, что я отлетел, а в плечо как будто ударили молотком. Крик от неожиданности разорвал минутную тишину и напомнил толпе, что срочно нужно продолжать нас отвлекать.

Баррент яростно бросил на землю щит, сплюнул и начал разгоняться. Я понял, что будет дальше, закрыл глаза, успокоился на долю секунды и, воззвав к помощи всех, кто в меня верит, спроецировал Свет в глаза противника.

Враг, выставив левое плечо, мчался, поднимая за собой облачко пыли и песка. Лишь на мгновение он прищурился, почти не сбивая ритма.

Я перекатился вправо, ощущая, как дико устал. Проклятого воздуха не хватало, казалось, будто от натужных вдохов ртом не было никакого толка. А у этого быка едва сбилось дыхание.

Он предугадал, что я так поступлю и, схватив меня за щит, резко отбросил его в сторону и с силой ударил меня плечом.

Я отлетел, в глазах потемнело. Организм устроил калейдоскоп бешено сменяющих друг друга ощущений: от горечи в горле до судорог в руках. А через секунду они ударили все одновременно. Я схватился за треснутые ребра, вместо крика вырвался лишь жалкий стон, а ноги подкашивались. Ей богу, я хотел упасть на колени, но вспомнил лицо Мии и удержался. Такую легкую сдачу никто не примет. Страх остаться инвалидом пропал – через секунду его сменил страх боли и страданий.

Баррент спокойно подходил ко мне, и в глазах его была лишь смерть. Я взмахнул мечом снизу, и тот скользнул по его броне в ухо. Если бы Баррент не уклонил голову, я бы его прорезал. Схватив мое запястье, он вывернул мне руку, и меч сам выпал из обессиленной конечности.

Собрав остатки воли, я науськал его ударить головой. Мы оба уже почти не соображали, так что он так и сделал. Я повернулся насколько мог, и удар пришелся мне в плечо. Вдруг он на мгновение застыл, и я, выхватив спрятанный под броней нож, воткнул орудие Барренту в шею и сразу вытащил.

Хлынула струйка крови, и враг, испустив дух, ударил кулаком меня в грудь и схватился за рану. Я свалился, и боль в подвернутой ноге прошла разрядом по всему обмякшему телу.

Я уже не ходил, а ковылял, как старый калека. Даже смертельная рана и тот факт, что мне оставалось лишь продержаться, нисколько не подбадривал.

Где-то на границе сознания послышался отголосок Хаша: «Высоси его. Надо».

Баррент с разъяренным ревом метнулся на меня. Я лишь резко присел, почти упав ему под ноги. Противник споткнулся о меня, как о бревно, добавив мне боли в боку и в голове, что принимала все удары крови и нервов, и он с грохотом рухнул на землю. Звук и тряска не воспринялись абсолютно, хотя остальные, я уверен, обомлели от падения гиганта.

Всего за не поддающийся исчислению момент стало понятно, что враг не встает, и что я должен съесть его, изнасиловать, растерзать, убить, выпить, уничтожить, впитать его, чтобы было легче.

Откуда-то появилось невероятное рвение, и боль отступила. Я подполз к нему, – его кулак прошел вскользь черепа, распоров кожу. Я впился этой мрази в горло зубами. Пальцы нащупали его глаз и выдавили его к чертовой матери. Чудовище кричало и билось в агонии, не понимало, куда бить, что защищать: вытекший глаз или вырванный кусок горла. Поврежденная рука закрыла ему лицо. И только он попытался совершить последний взмах, я резко свернул ему шею. Едва слышно хрустнул позвоночник, и голова прилипла к грязи.

Я закричал на него своей окровавленной, слюнявой и сопливой мордой, и со всем прочим потекли еще и слезы. Мозг, вскипевший от горячки, отказывался воспринимать это безумие сквозь закрытые грязной липкой пеленой глаза и заложенные уши.

Сразу после я взглянул врагу в глаз и полной грудью вдохнул, страстно желая высосать его душу, напитаться его силой, и сделать все, что угодно, лишь бы страдания закончились. Показалось, что в этот момент с его лица воспарила сизая дамка. Она залетала мне в рот, и, черт возьми, как же это было приятно! Все, все без остатка – все мое, и только мое!

Сознание угасало, и организм, держащийся вдолг, позволил себе отключиться. Больше никто не кричит, не болеет. Они заткнулись, и только Хаш улыбался в душе.

Очнулся в лазарете. Двигаться даже не пытался. Сквозь марево слипшихся глаз и пелену мрака на меня смотрела Мия.

– Воды, – прошептал я высохшими губами.