Текелински - Висталь. Том 1

Тут возмутился больший из пороков, которого, по-видимому, задело такое непочтенное отношение к его спутнику. Кто кого привлекает и кормит, большой вопрос! Никакая добродетель вообще не имела бы места на белом свете, не имей своего места в жизни, мелкие пороки. Вы растёте из них, как растут полипы на благостной почве, – как растёт и расцветает лотос на болоте. Вы – последствия, а не причины, поэтому следуете всегда за нами, сзади нас. Но люди смотрят на всё сзади, поэтому уверенны, что это вы находитесь впереди.

Я чувствую, сказал Висталь, что зарождается большая битва, и этой битве, не будет ни конца, ни края. Вам суждено до скончания веков делить мир, но победа не светит никому из вас. Я вынужден откланяться, уважаемые, мне надо спешить, и я не расположен выслушивать этот бесконечный спор до конца. Оставляю вас. И он пошёл по направлению к ещё видневшимся отчерченным силуэтам гор, за которыми уже укрылось солнце, и сумрак становился всё гуще с каждой минутой. Что предвещало ему это, вдруг возникшее видение? Какие пророчества были скрыты за этой метафорой фантасмагорического явления, Висталь не знал. Но он относился ко всему в этом мире с неким умалением важности, с должной мерой отстранённости и иронии. Его никогда не пугало и не приводило к мнительности вдруг возникшая странная случайность, или нечто от сна в бодрствующей голове. – То, что случилось несколько минут назад. К жизни, даже к таким её проявлениям, надо относиться проще, и не накручивать лишнего на то, что существует лишь в твоей голове.

Отшельник Стаххил действительно жил в пещере, неподалёку от дороги, ведущей на запад, вглубь африканского континента. Растительность здесь была не густой, и Висталю не пришлось пробивать себе дорогу. Он обошёл сопку, и поднявшись по относительно крутому склону, увидел свет, мерцающий из входа в пещеру. Подойдя, он громко крикнул приветствие, добавив, что пришёл с миром, чтобы предупредить обитателя пещеры. В ответ он услышал приглашение войти. Огромный плоский валун, располагавшийся посреди просторной пещеры, судя по всему выполнял роль стола. В углу пещеры валялось какое-то тряпьё, по-видимому, являясь ложем. Я прошу прощения, что нарушаю твоё уединение, и приношу тем самым хаос в твою размеренную жизнь, уважаемый Стаххил… Тот молча помахал из стороны в сторону рукой, тем самым прерывая начавшийся спич Висталя. Бренность размеренного бытия, без приключений, без каждодневных путешествий, или работы, приносящей с собой отдохновение от этой бренности, – вот что на самом деле ближе всего к этому хаосу. Ибо ближе всего к той пустоте, в которой гибнет всё живое, как и всё действительное. Кто ты, и что привело тебя в мои пенаты? Я скиталец, – путешественник по своей судьбе и призванию, меня зовут Висталем. И пришёл я к тебе только для того, чтобы поговорить, и понять в этой жизни нечто новое, – то, что не видел, не слышал и не понимал до сих пор. Общение, есть одно из величайших достижений, и вместе с тем одно из самых неутолимых потребностей человека. И тот, кто лишает себя в удовлетворении этой потребности, обрекает себя на моральную и психофизическую смерть. Ты конечно намекаешь на меня, и выбранный мною образ жизни, Висталь? Но я не лишаю себя общения, я лишь стараюсь огораживать себя от пошлого, ненужного и разлагающего мою душу, общения. А попросту сказать, болтовни. Подходить избирательно в выборе общения, также важно, как подходить избирательно в выборе пищи. И здесь, как и в выборе пищи, необходимо включать всё своё обоняние. На этом свете всё имеет свой запах. В одном случае, такое общение бьёт в нос потным запахом суетливого, ищущего своей пошлой выгоды шакала. В другом, всё наполняется запахом свежесорванного с грядки огурца. Палитра же этих запахов бесконечно разнообразна, и надо полагаться только на своё собственное обоняние, и на реакцию души в отторжении или принятии. К примеру, общение с тобой вызывает у меня лишь расположение и желание распробовать. Хотя я не могу идентифицировать этот запах, и причислить его к уже известным мне. Что-то нейтральное, с оттенками запаха дикой сакуры, приносящегося прохладным ветром. Но я должен сказать прямо, ты не похож на путешественника. Я не вижу и не чувствую причин обвинять тебя во лжи, ибо ложь, особенно чувствуемая мною всегда, не находит в тебе места, но весь твой облик противоречит тому, что ты говоришь, и я пока записываю это в загадки.

Скажи, Стаххил, а не есть ли полная изоляция от социума, отшельничество вдали от людей, признаком чего-то вроде «несварения желудка»? Не слабость ли этого «психофизического желудка», является той причиной, по которой человек удаляется в пещеры, и живёт там, в полном одиночестве?

Не всё так однозначно, Висталь. Стремление к отшельничеству и одиночеству столь же разно мотивированно, и имеет порой настолько отдалённые друг от друга причины, что вызывают желание идентифицировать их, как нечто разнополое и даже разнобережное. Точно так же, как и стремление к владычеству. Тщеславие, пожалуй, основная страсть, выступающая мотивом, как к владычеству, так и к отшельничеству. Но главным, как здесь, так и там является обретение власти, как нечто более практическое, почти эмпирически осязаемое чувство. В первом случае власти над собой и обстоятельствами, во втором – над людьми и случайностями. И то, и другое, есть суть иллюзия. Но ради этой иллюзии, возведённой в ранг непоколебимой истинности, одни заточают себя в тюрьму полного отшельничества, где не только миг жизни перестаёт существовать, но день, месяц, и даже год превращается в пустоту, в бренную колесницу времени, не ощущаемую, и не приносящую более никакого удовлетворения. Другие, на пути к достижению власти над судьбами мира, бросают себя в огонь порока, сжигающего все ресурсы души, в омут бренной суеты, за которой миг бытия и сама жизнь так же теряется, и превращается в лишь иной вид этой бренности, в которой всякое достижение цели лишь ещё одна ступень, в бесконечной лестнице страстных желаний, – лестницы ведущей в преисподнюю. Душа развращается этой властью, как в первом, так и во втором случае. Ибо с этой власть приходит тот вид свободы, который словно наркотик, начинает затягивать в себя, и разрушать все плагины, на которых словно на консолях располагается душа, и благодаря которым её творческое начало имеет свою надежду. В экзальтированной свободе дух слабеет, его озёра мельчают, и на поверхности всё чаще проступают язвы суши, угрожая полной деградацией и распадом.

Да, человек не может существовать без стремления к одному из видов власти, но всякое своё стремление он должен контролировать, и подходить ко всяким своим желаниям дифференцированно, и с мерой доступного ограничения, как в положительную, с его точки зрения, так и в отрицательную стороны. Я, уважаемый Висталь, не являюсь ортодоксальным отшельником, я лишь отстранённый путник, в котором все жизненные силы только расцветают от этого отстранения, но не засыхают. Если я почувствую усталость и признаки деградации в своём духе, тут же приму меры для исцеления. Каждый человек на земле, является лучшим врачом для себя самого. Необходимо лишь очень чутко и внимательно прислушиваться не только к жестам своего тела, но и к флюидам своего духа. Всякое недомогание тела, должно иметь свою продолжительность, и заканчиваться выздоровлением. Всякая меланхолия должна иметь определённую протяжённость, и заканчиваться в свой срок. Человек слишком углубился в свои рассудительные умозаключения, он слишком большое значение придаёт рационально-аналитическим постулатам своего сознания, и мало уделяет внимания интуитивным. Они теперь, кажутся ему чем-то обманывающим, чем-то недостаточно достоверным. Но стоит ему обратиться к ним вновь, и ощутить их настоящую силу, и он теряет дар речи от восторга, и пускается в противоположность, превращаясь в одержимого гуру интуитивного сознания, и идёт по миру проповедником истины. Так, из своей собственной противоположности рождаются большинство проповедников, и так становятся даже богами на земле!