Евгений Марков - Имперская сказка

На обед была царская уха, настоящая с осетром и черной икрой, а также блины с красной икрой. Мои ожидания от этого блюда, о котором раньше только читал, вполне оправдались. Ради такого стола вполне стоит оставаться в иллюзии, а если это правда, то у меня еще 37 лет впереди, будет возможность наслаждаться такой вкусной едой почти до 1918 года.

После обеда приступил к занятиям, отвергнув все попытки Джорджи выманить меня в парк. Я всегда любил учиться, а в этом мире, где нет ни телевидения, ни интернета, это легче, меньше отвлекающих соблазнов. Итак, у меня почти два часа до пол десятого. Что же в первую очередь? Конечно, русская грамматика. Эти чертовы ять и буквы «и» двух видов, как же не просто перестроиться. Но надо, перед Иваном Федоровичем было действительно сегодня стыдно. Затем математика, попробую хоть на какое-то время сохранить веру Евтушевского в замечательные способности его ученика. А завтра буду заниматься только русским и французским.

В пол десятого указания Радцигу на завтра, душ, чтение книги Джорджи перед сном. Итак, третий день жизни во дворце в роли цесаревича закончился. Все страхи первых дней оказались, кажется, напрасными. Конечно, кому бы взбрело в голову, что наследника российского престола подменили, да еще и таким дьявольским способом оставив тело, но украв душу.

Генерал Григорий Григорьевич Данилович пропустил завтрак так как отчитывал фельдфебеля Плешакова.

– У тебя есть план занятий, после строевой и штыковых упражнений на плацу, огневая подготовка, и не тебе менять составленный порядок. Как ты посмел. Вообразил себя генералом?

– Ваше Превосходительство, Его Высочество сам отказался стрелять и приказал остаться на плацу!

– Как так?

– Его Высочество изволил стрелять по бутылкам вместо обычной стрельбы по воронам и бродячим тварям, а когда я сказал, что нет времени найти бутылки, приказал продолжить занятия на плацу.

– Такое раньше бывало?

– Никак нет Ваше Превосходительство! А к следующему занятию он приказал построить тир как в армии!

Данилович на минуту задумался.

– Возьми солдат из охраны сколько нужно, и к субботе оборудуй тир по всем правилам у стены возле адмиралтейских ворот.

– Позвольте сказать Ваше Превосходительство.

– Да.

– Цесаревич переменился! Вроде такой же, а смотрит по-взрослому, нехорошо смотрит, словно бес вселился.

– Не сметь!! Фельдфебель, если еще раз такое услышу, дослуживать будешь на Камчатке!

Утро выдалось пасмурным. Дворец не золотился, а был серо-стального сурового цвета. Со стороны сада он казался не таким парадным и чопорным как с плаца, башни и маленькие окна второго этажа навевали мысли о средневековом замке. Ночью прошел дождь, и круг статуй в саду поблескивал крупными каплями. Воздух был пьяняще свежий, насыщенный влагой и запахами листвы. Моя грудь переполнялась щемящим восторгом, в молодой крови пенилось желание то ли бегать, то ли застыть на месте и бесконечно наслаждаться прекрасным видом и вдыхаемым коктейлем запахов. Эти утренние прогулки на конюшню будут предавать мне бодрость, по крайней мере в то время года, когда ночи не длинны. Похрустывая бумажным пакетом с яблоками и хлебом я вошел в конюшню. Сегодня конюхи уже спокойнее реагировали на прибытие царевича, со временем они совсем привыкнут и будут воспринимать эти визиты как должное. А Сильва уже привыкла, кобыла равнодушно принялась жевать гостинцы и принимать расчесывание гривы. В дальнем конце конюшни я заметил Ефима Константиновича Шефера, разговаривающего с рабочими.

Берейтор подошел поздоровался и минуты три молча наблюдал за кормлением и расчесыванием.

– Николай Александрович такие утренние визиты – это хороший путь завоевать любовь и преданность вашей лошади. Но это когда у вас такая будет. Сильва не годится на такую роль. Ее характер обломан, эта кобыла идеальна для катания и обучения новичков, но она уже никого не полюбит, у нее осталось одно качество – послушание.

– Но ведь я могу взять ее в воскресенье для прогулки по парку?

– Я не против, спросите еще разрешение Григория Григорьевича.

– А можно будет оседлать Сильву американским седлом, вдруг прогулка затянется.

– Да, конечно, хорошо, что вы заботитесь о кобыле, действительно под английским седлом лошади тяжело больше пары часов носить седока. Но почему седло американское, а не казачье, оно тоже великолепно подходит для долгих прогулок.

– Отлично, лучше казачье, я спрошу разрешение Григория Григорьевича.

Возвращаясь, я размышлял, вот ведь как одна фраза другого человека может переменить ваши планы. Только полчаса назад я планировал сделать утренние прогулки на конюшню каждодневным обычаем, а теперь у меня нет совсем такого желания. Во всяком случае до того, как родители подарят мне лошадь. А учитывая мои успехи в учебе и вообще довольство императорской четы старшим сыном, это случится очень нескоро, если случится вообще.

Основным блюдом на первый завтрак была гурьевская каша. Это тоже блюдо, о котором я только читал. Манная каша на сливках с орехами, с добавлением сухофруктов, варенья, цукатов и пряностей. Даже звучит это вкусно, а уж на самом деле! И выглядит красиво, скорее, как торт. Кстати, любимое блюдо моего отца императора. И точно никогда оно не станет обычным для большинства людей. Очень уж трудоемко в изготовлении. К такому блюду в комплекте необходим личный повар.

Первым уроком был Закон Божий. Благообразный с седой бородой, лысоватый протоиерей Иоанн Леонтьевич Янышев выглядит скорее университетским профессором, чем традиционным православным священником. Его лекция, а это была именно лекция, а не проповедь или урок, великолепно построенная, прекрасно изложенная, восхищает красотой изложения, но не захватывает. Протоиерей блестящий лектор и искусный придворный священник. Однако не способен воодушевить. К тому же он рационален. Странно как сложился при таком духовном наставнике верящий всяким экстрасенсам, мистик Николай Второй. Ведь до Распутина уже были монсеньер Филипп, блаженный Митька козельский и бесноватый Илиодор.

Следующий урок чистописания живо напомнил мне кошмар первого дня. Руссель был суров и требователен. Зачем продолжать эти занятия, ведь почерк уже поставлен и очень хорош даже в новом варианте, а тем более у настоящего Ники. Кто же все-таки формирует учебную программу? И как я могу на ее формирование повлиять. На второй вопрос ответ был предельно ясен. Попробовал бы двоечник Ники только пикнуть, что учебная программа составлена неправильно! Даже смешно такое представить.

Чарльз Хис действительно великолепен, в отличие от француза и немца он умеет не только загрузить работой, но и увлечь, очаровать мелодикой и величием английского языка. И все-таки я не чувствую к нему никиного расположения и доверия. Мне он кажется несколько искусственным и не совсем искренним. Евтушевский, Рашевский или Герд люди открытые. Англичанин же только старается казаться таким. Подросток Ники этого не замечал, а взрослый, к тому же вооруженный опытом полутора лишних столетий, казалось видит это явно. Хотя, может, наоборот, ведь говорят же, что дети чувствуют хороших людей, а с возрастом способность теряется.