Константин Максимов - Игра знамёнами. Часть вторая: «Крамола небесная»

Нет. Не убедил.

– Больше так никогда не делай, Олег! – был дан ответ – И никто пусть не смеет так делать! Для меня нет худшего оскорбления!

Поляница обвела взором всех вокруг.

Надо же – с чего начинали, и к чему пришли! Что не так с этой воительницей? Из-за одного слова едва на людей не бросается!

Доброго пихаря у неё давно не было – не иначе.

Ну, или дни у неё наступили особые, женские.

– Ладно спорщики, хорош лаяться! – вдруг гаркнул Шебарша, пресекая все возможные продолжения свернувшего не туда разговора – Приехали уже! Привал!

Все разговоры тут же стихли.

Путники так увлеклись досужей болтовнёй, что даже не заметили, как дневное светило коснулось краем горизонта, сменив свой дневной ослепительно-золотистый наряд на вечерний – червлёный. Обильно поделившись этим цветом с макушками деревьев, покрывавших гребень воздымавшегося по левую руку невысокого, но крутого яра.

Речка, вдоль берега которой ехал небольшой отряд, делала в этом месте неширокую петлю, огибая пологий холм. Его края, подобно зубьям на княжьем венце, украшали острые скалы-останцы. А в нескольких стрелищах к полуночи он близко сходился с яром, образуя узину, по дну которой и текла речка.

Волчата знал, как она называется.

Киржач.

Ему уже доводилось бывать на её берегах.

Что и говорить – воевода выбрал идеальное место для привала и ночёвки. Всё пространство от того места, где они остановились, до той самой узины просматривалось – словно линии на открытой ладони. Поэтому возможный враг не мог подобраться незамеченным. Кроме того, холм с яром прекрасно защищали от ветров, обычно дующих в этих местах. Ну и венцом всему – рядом было сколько угодно свежей воды. Что ещё нужно для доброго стана?

Он тоже так думал… последний раз, когда был здесь.

Сказать?

Но это означало выдать себя с потрохами!

Пока лесной хищник пребывал в раздумии, все его новые спутники спешились и принялись хлопотать над обустройством лагеря. Причём делали всё настолько споро, что тот вырос едва ли не за считанные мгновения – три шатра: два больших – для воев, и один малый – для отроков, да небольшой загон для лошадей. Чуть в стороне, на расчищенном участке земли, люди княжича свалили в кучу хворост, собранный по дороге младшими дружинниками, и разожгли кострище. От которого вскоре вкусно запахло жареным мясом.

За общим ужином волка угощением, конечно, не обделили бы, вот только напрашиваться было не в его обычаях. Да и кто знает – сегодня сядешь с этими людьми за один стол, а завтра глядишь – и ратиться с ними придётся. По правде ли это? Так что ничего – обойдётся – не впервой.

Путник спешился и бросил поводья дарёного жеребца вихрастому отроку, стоявшему у входа в загон. Тот раскрыл было рот, собираясь возмутиться, чего это им распоряжается не пойми кто, но, наткнувшись на его взгляд, прикусил язык.

Конечно – Волчене было бы несложно самому разобраться с конём. Вот только зачем показывать остальным, что он умеет это делать? Ведь он – всего лишь травник.

А во-вторых, как-то не хотелось ронять лицо перед новообретёнными спутниками. Они-то спихнули все заботы о лошадях на своих отроков безо всякого зазрения совести. Не хватало ещё самому унижаться, и нарываться на их насмешки. А то, что с этих мужей станется, и за словом в суму никто из них не полезет, лесной зверь ни мига не сомневался.

Теперь стоит, наверное, сходить прогуляться перед сном.

Если ему не изменяла память, на противоположном склоне этого яра обильно росла лещина. За прошедшие луны её плоды как раз должны были поспеть. И хотя лесной хищник предпочитал мясо – чтобы утолить голод, орехи тоже вполне годились.

Постаравшись придать своему лицу как можно более уверенное выражение, Волчата, не глядя по сторонам, размеренным шагом двинулся вверх по склону.

Если кому-то надо, пускай следят.

Однако достигнув гребня, всё-таки не выдержал и оглянулся.

Стан жил своей жизнью. Отроки носились туда-сюда, словно угорелые, выполняя какую-то важную работу. Несколько воев колдовали вокруг костра. Некоторые привычно осматривали и тут же правили сброю. Княжич зачем-то пошёл к реке. Воды что ли набрать?

А вот фигуры воеводы нигде не было видно.

Волчата развернулся и едва нос к носу не столкнулся с одним из гридней.

Шерсть на загривке зверя мгновенно встопорщилась.

Фу-у-у… вот что бывает, когда немного расслабляешься, и перестаёшь ждать опасности из-за каждого куста!

– Ну что, не передумал?! – спросил вой.

Путник в ответ лишь покачал головой. Волки не меняют своё решение из-за того, что на небе несколько раз взойдёт и сядет солнце.

Гридня звали Стрелобой. И он почитал себя, как успел узнать Волченя – едва ли не лучшим мастером лука – если не всего полудня правдивых земель, то Руси уж точно. И когда тот увидел, какую снасть захватил в качестве трофея новый член отряда, потерял покой. Он подходил к нему на каждом привале с одним и тем же вопросом – не продаст ли тот ему чудо-лук.

И каждый раз, сталкиваясь с отказом, повышал цену.

– Две золотые гривны! – не стал Стрелобой изменять своему обычаю и сейчас – Подумай! Больше тебе всё равно никто не предложит! Ну, или хочешь – на мою снасть сменяй! Мой лук снаряды мечет – что иная вышивальщица узор на ткань кладёт! Залюбуешься!

Вот ещё – что с бою взято – свято! Да и зачем ему меняться, если хозяин сам уступает столь хорошую вещь? Так ли она хороша?

– Я подумаю – ответил путник, давая понять, что разговор окончен, и двинулся дальше – в обход не желавшего уходить с дороги гридня.

И – вниз по склону – туда, где кончалась полоса деревьев, уступая место подлеску.

Стрелобой, в отличие от прошлого раза, за ним не последовал. Ну и хвала богам! Может, наконец, отстанет?

Не дойдя до кустов нескольких шагов, Волченя понял, что лещины ему сегодня не отведать. Её кусты успели облюбовать для своих развлечений «поклонники» Безымянки.

Эта жена с самого вызвала у хищника ряд вопросов. Она постоянно ехала в хвосте отряда, причём всегда – с совершенно пустым взором. Видимо, настолько погружённая в свои мысли, что её не интересовало ничего из происходящего вокруг. На привалах же её почти всегда отводили в сторону два-три охочих мужа. Перед которыми она с готовностью раздвигала ноги. Всё с той же безучастной гримасой. Словно делала постылую, давно уже ставшую привычной, но при этом необходимую, работу. Потом, не меняя выражения на лице, поглощала пищу, которую ей приносила Рада, и погружалась в сон. И каждый день всё повторялось с ужасающим однообразием. Менялись только вои, желающие поближе познакомить свои уды с её лоном.

Кто она такая? Прибившаяся по дороге бродяжка? Что с ней могло произойти такого? Даже имени нормального у неё нет!