Александр Черенов - СТАЛИН ЖИВ! Пятьдесят третий… и дальше

Тот шутливо поднял руки вверх.

– И вообще…

Дорабатывая роль, Мясников решил, что настало время «подать десерт».

– Самая впечатляющая картина впереди, непосредственно перед финалом, буквально за несколько минут до него. Так что, Вы сможете налюбоваться ещё и угнетением дыхания, и почерневшими кожными покровами, и всеми иными «прелестями» «ухода». Момент будет растянут по времени, и даже те, кто опоздает к началу, ничего не потеряют: увидят «в повторе».

Берия был настолько обнадёжен профессором и настолько впечатлён картиной «заката», что уже не мог не выйти с ответным словом.

– Я доволен Вашим усердием, профессор.

Он протянул одну руку Мясникову для пожатия, а другой снисходительно «обработал» профессора по плечу.

– Можете не сомневаться в том, что я этого Вам не забуду.

Если профессор до этого ещё сомневался «на свой счёт», то после этого перестал. Но обижаться ему было не на что. Всё было честно: мавр сделал своё дело, а заказчик принял на себя обязанности по обеспечению его ухода. И не упрекнёшь ведь заказчика в чересчур вольном толковании «инструкции»: даже первоисточник не расшифровывает глагол «уходить». Профессору осталось лишь судорожно дёрнуть кадыком, и надеяться на то, что и у Нострадамуса сбывались далеко не все прогнозы. Правда, в данном случае дело осложнялось тем, что прогнозист и исполнитель выступали в одном лице.

– А сейчас оставьте нас.

Берия глазами показал Мясникову на дверь – и профессор не заставил Лаврентия Палыча делать это дважды.

– Садись, Егор!

Берия энергично подтянул к себе венский стул, и звучно шлёпнул мясистой ладонью по сиденью. Маленков грузно опустил раздобревший зад на твёрдое лакированное дерево.

– Итак, как говорят военные: время «ч»!

Сейчас в Берии ликовал не только голос, но и каждый атом его существа. Да и как иначе: «этот день мы приближали, как могли!».

– Люди уже готовы: вчера к полуночи завезли последних. Кворум для Пленума имеется!

Да, Берия не только от избытка эмоций кричал: «Хрусталёв: машину!» Получив заверения врачей в безнадёжности положения Сталина, он тут же начал сбор членов и кандидатов в члены ЦК для проведения внеочередного Пленума. Благодаря своим организаторским талантам, а таковые он проявлял не только в «подвальных» этажах Лубянки, Лаврентий Палыч сумел в считанные часы организовать и оповещение, и доставку в Москву нужных ему людей. В средствах он не стеснялся – средства-то государственные – потому и подключил военно-транспортную авиацию. Уже к двадцати трём часам вечера четвёртого марта кворум для признания легитимности Пленума был обеспечен.

– Сейчас берём «ксиву» с заключением врачей о том, что этот подонок…

Берия едва не плюнул на хрипящего Сталина, но в последний момент ограничился взглядом «аналогичного наполнения».

– … издыхает… все профессора его подписывают, ставят штемпель Лечсанупра – и ты мухой летишь в Кремль. С собой берёшь Никиту, и вы вдвоём начинаете!

– Без тебя?! – треснул не только стулом, но и голосом Маленков.

Берия «вынырнул» из-за стёкол пенсне, и «оценил» «мужество» соратника надлежащим образом: не поскупился на усмешку.

– Что ты трясёшься, как овечий хвост? Надо же кому-то дождаться финала этой сволочи?! Ну, чтобы… гарантированно: от этого чёрта всего можно ожидать! Чтобы, как в песне: «мы сами, родимый, закрыли орлиные очи твои». Чтобы он уже не смог их открыть! Ход событий надо держать под контролем, а кому доверишь, если нас в деле всего трое: ты, я да Никита?! Булганин и Игнатьев – не в счёт: «подай-принеси»! Хрусталёв – парень хороший, и как тот юный пионер, «всегда готов!», хоть с револьвером, хоть с цианидом! Но – холоп. Солдафон и холоп. Ну, убедил?

Если Берия в чём и убедил Маленкова, то лишь в соответствии данным им характеристик действительности. Что же до вопроса «оставления на царстве», да ещё с перспективой «ударения в штыки», Георгий Максимилианович сделал всё возможное для того, чтобы не понять, как можно убедительней.

– Да вы только начните! – «рванул из колоды последний козырь» Берия. – А я, как управлюсь, так сразу же и подъеду! Понял?

Маленков ушёл глазами, но на этот раз не понять он не смог. Потому что уже его не понял бы Берия. А непонимание Берии в такой ситуации было чревато для «источника непонимания». Начинать первым Маленков не хотел, потому что боялся. Боялся ответственности, которая вполне могла перейти в призвание к ответу. Но ещё больше он боялся оставаться здесь. Ведь там были свои – на «чужих» Берия не стал тратиться, пусть и не из своего кармана. А здесь – «волк» на «волке». Чуть зазеваешься – и ты уже звено в пищевой цепочке. «Нормальные отношения между товарищами по партии», но лишь в том случае, если ты – хищник.

Был и ещё один момент в пользу «убывания»: толстая записная книжка в нагрудном кармане френча Берии. При одном только взгляде на перечень дел, которые нужно было свершить за сегодня-максимум завтра, Георгию Максимилиановичу становилось плохо. А ведь Лаврентий писал для работы, а не для истории! Он намеревался сделать это! Недаром же одним из любимых его выражений – после нецензурных – было: «глаза боятся, а руки делают!» И говорил он это не только на Лубянке, где «ниже уровня пола» руки его, много чего делали, и много, с кем.

– Я готов, – оценив «плюсы» и «минусы», выбрал наиболее щадящую капитуляцию Маленков.

– Молодец, Георгий! – одобрил его Берия основательным шлепком по жирному плечу. В следующее мгновение он уже переключился на медиков: у этого человека всегда находилось дело, если не для себя, то для кого-нибудь. Уточнение – только по линии исполнения: выгодополучателем во всех, без исключения случаях, являлся исключительно Лаврентий Палыч.

– Профессор: на минутку!

Осторожно, как фарфоровую вазу, неся достоинство врача и человека, Мясников подошёл к Берии.

– Давайте сюда всю команду!

Профессор «не соответствовал» – и Берия, не привыкший к тому, чтобы его приказы больше, чем на секунду, задерживались непониманием, не говоря уже об исполнении, раздражённо уточнил:

– Лукомского и Тареева!

Когда профессор, хоть и не мухой, но и без прежней степенности, исчез за дверями, Берия повернулся к Маленкову.

– А теперь я созвонюсь с командиром полка внутренних войск, расквартированного в Лефортовских казармах!

– ??? – дрогнул всем, что только могло в нём дрожать, Маленков. А как иначе: исторический момент! Да, ладно, исторический: личный! Потому, что обратной дороги нет. Только вперёд: либо к трону, либо на эшафот!

– Пусть уже подтягиваются к Кремлю! – в очередной раз «приговорил» друга Берия. – И надо срочно вводить в город дивизию корпуса внутренних войск имени меня, любимого…