Александр Черенов - СТАЛИН ЖИВ! Пятьдесят третий… и дальше

Маленков проглотил очередной комок – чтобы не задерживать следующий.

– … Ему Берия обещал пост Генерального секретаря…

– А Игнатьев?

– Его Берия использовал «втёмную»… Он говорил, что Игнатьев – гнилой… сволочь… и всё такое…

– Роль Хрусталёва?

Маленков поморщился.

– Он – человек Берии… Я не знаю…

Браилов повернулся к Лозгачёву.

– Петя, верни товарища к жизни!

Лозгачёв кивнул головой, и тут же вернул жизнь и полковника друг к другу. Для этого ему потребовалась всего лишь пара увесистых пинков под зад Хрусталёва. И чудо возвращения к жизни свершилось: полковник встал на ноги. Стаканом воды – в лицо Хрусталёву – Браилов завершил процесс оживления.

– Очухался?

Семён Ильич несколько поспешил с вопросом: оживление не тождественно возвращению мысли. Поэтому, даже после «водных процедур», Хрусталёв заговорил не сразу. А тут ещё вид «упакованного» Маленкова и зрелище отрабатывающего натюрмортом Берии, голову которого совсем даже не нимбом обрамляло вишнёво-красное пятно.

И лишь после того, как Лозгачёв дополнил пинок оздоровляющим подзатыльником, Хрусталёв не стал дожидаться повторения вопроса.

– Это всё – он…

Тряся каплями воды, стекающей с подбородка, он покосился в сторону Берии.

– … Он заставил меня…

– Что именно?

Хрусталёв шумно проглотил застрявший в горле комок, и не по роли, а от души. «По линии комков» он даже превосходил Маленкова: был не только «лучше глотающим», но и более живописным.

– … Сказать охране, чтобы никто к Хозяину до полудня не заходил…

– А зачем он это сделал?

Глаза Браилова весьма достоверно излучали почти невинное любопытство и даже участие. Хрусталёв молчал. Пришлось в очередной раз стимулировать его речевую активность – всё тем же, не оригинальным, но действенным способом.

– Ну?!

– Берия сказал… что Хозяин…

– «что Хозяин…»?

Семён Ильич опять поучаствовал в освежении памяти «товарища».

Хрусталёв мужественно ушёл глазами в сторону.

– Берия сказал, что… Он сказал, что Сталин… Ну, в общем, что он… должен быть один…

– Ты знал, что в бутылке?

Вопросы были слишком «приземлённые», слишком детальные, для протокола, и этого Хрусталёв вынести не мог. Он-то рассчитывал на обмен мнениями и где-то даже политическую дискуссию. Отсюда и такая реакция: головотрясение, мелкое и частое. Как в истерическом припадке.

– Но бутылку тебе дал он, Берия?

Если до этого полковник тряс головой в горизонтальном направлении – в формате отрицания – то теперь пришлось «сотрястись» вертикально. Он не был Сократом, но не понимать выгоды, а также очевидных истин, он не мог.

– Но ты ведь не мог не догадываться, что это означает?

Браилов неожиданно развил тему «не мог» «не в том направлении» – и движения головой прекратились. Как горизонтальные, так и вертикальные. Хрусталёв оцепенел. Но Браилов не собирался ждать, пока тот самостоятельно выйдет из этого состояния, и помог ему. Традиционным способом. И ведь помогло: Хрусталёв снова двинул головой. Один раз. Вертикально.

Браилов удовлетворённо разогнулся. Заметив Рыбина, напряжённо замершего в дверях, он кивнул ему головой на Хрусталёва.

– Свяжи его и запри в его же комнате. Об ответственности за сохранность «вверенного имущества» предупреждать, думаю, не стоит?

– Не стоит, – не стал уклоняться майор. – Но там уже Василий Иосифович… отдыхают… Со вчерашнего дня…

Браилов поморщился: ни для кого не являлось секретом то, что Василию достаточно было «принять» жалкую рюмку водки, чтобы «сковырнуться с копыт» и проспать часов десять кряду. Верный признак алкоголизма, если не наступившего, то уже наступающего.

– Ладно. Тогда этого запри в кладовке. Там хватит места и для старого хлама… и для нового.

Рыбин по-уставному щёлкнул каблуками сапог, и в мгновение ока, при помощи обычного ремня «обработал» полковника. Подхватив свободный конец, он потащил Хрусталёва в коридор.

В этот момент в коридоре зазвонил телефон. Браилов энергично «настиг» аппарат, и овладел трубкой. Заслушав «другой конец провода», он вернулся в залу. Будить Хозяина не потребовалось: тому самому не терпелось узнать, как всё разворачивается и чем закончится.

– Товарищ Сталин, Круглов докладывает, что он отменил приказ Берии о выдвижении полка внутренних войск из Лефортовских казарм в направлении Кремля. Командир полка и начальник штаба проявили благоразумие: сдали оружие и всех подельников. Приказ командиру дивизии корпуса внутренних войск имени маршала Берии ещё не отдавался. Но Круглов послал туда надёжных людей для того, чтобы они нейтрализовали корпусное и дивизионное командование. Сам Круглов через десять минут будет здесь: он звонил из машины.

Браилов перевёл дыхание.

– От Жукова…

В этот момент телефон вновь «ожил».

– Товарищ Сталин?

Хозяин веками «дал добро». Семён Ильич стремительно вышел из залы, чтобы спустя тридцать секунд также стремительно войти в неё.

– Маршал Жуков докладывает, что лефортовский полк блокирован верными ему войсками…

Семён Ильич скривился, недовольный сам собой: неудачной конструкцией предложения он лишний раз дал повод Хозяину для скепсиса в адрес своевольного маршала. Оставалось лишь надеяться на то, что Хозяин сочтёт возможным не обратить внимание.

– «Верными ему войсками»…

Надежда оказалась несостоятельной.

– Что ж, если войска верны ему, то он верен сам себе…

Сталин явно намекал на болезненное тщеславие и бонапартизм заслуженного военачальника. Хорошо ещё, что по причине общей слабости он не стал развивать тему: экономил силы и слова. Впрок – для более удобного случая. Хотя для такого дела он любой случай мог сделать удобным.

Воспользовавшись паузой, Браилов продолжил доклад:

– Жуков сказал, что он звонит из авто маршала Василевского. То есть, он уже в дороге, и будет здесь практически одновременно с генералом Кругловым.

Сталин медленно смежил веки: то ли устал, то ли «принял доклад», то ли одобрил. Но, по счастью, Браилову не пришлось долго гадать: Хозяин не любил болеть и не любил уклоняться от соучастия. Чаще всего, руководящего.

– Что Вы намерены делать?

– Прежде всего, необходимо срочно произвести обыски в квартирах всех заговорщиков, – выдал «дачно-домашнюю заготовку» Браилов. – Ведь мы еще не знаем ни всех их замыслов, ни того, что они уже успели сделать, ни того, что, может быть, делается в настоящий момент.

В прихожей послышался неясный шум. По мере продвижения его источника в направлении зала он «прояснился».

– Что: «финита ля комедия»? – прогремел в коридоре, в считанных метрах от входной двери зала, взволнованно-радостный голос Хрущёва. Спустя пару секунд его лысая голова энергично просунулась в дверной проём.