Александр Черенов - СТАЛИН ЖИВ! Пятьдесят третий… и дальше

– Сам предложил? – добавил загадочности усмешке Сталин.

– Сам.

– Ещё один довод в пользу Лаврентия! – вроде бы рассмеялся Сталин. – Ну, я понимаю, когда агента засылают с красивой «легендой», чтобы обеспечить ему местечко повыше и потеплее. Но, когда агент сам добивается этого местечка?! Даже не столько добивается, сколько отбывается от него?! Наверно, Вам очень пришлось для этого постараться? И сколькими Вы за это заплатили?

Лишний раз Сталин доказал, что он не был бы Сталиным, если бы так легко «отпустил» собеседнику вольность. Поэтому он с таким усердием топтался на вопросе, а заодно и на душе собеседника.

Семёну Ильичу срочно требовалось активизироваться «по линии обращения в шутку». И это мероприятие желательно было совместить с «явкой с повинной».

– Ну, я точно не считал, товарищ Сталин… Не без этого, конечно… Но они могут утешиться тем, что пали не зря. В борьбе, всё-таки. Не напрасно, то есть.

– Они «могут утешаться»! – рассмеялся Сталин: «реабилитация» Браилова состоялась. – Ну, и, что, там, с Кальтенбруннером? Полагаю, Вы не стали огорчать его отказом?

– Как можно, товарищ Сталин! – подключился к смеху Браилова. Предварительно, он, правда, облегчённо перевёл дыхание. И, в целях конспирации, глубоко в себе. – Я подошёл к вопросу меркантильно. Прежде всего, я учёл то, что обергруппенфюрер неназойливо, но регулярно восторгался своим юридическим прошлым. И ещё он очень любил «подавать себя» интеллектуалом. А окружение из юристов – одна из наиболее удачных форм подачи. Конечно, положение начальника РСХА, оказавшегося на пересечении интересов «заклятых друзей» – Гиммлера и Бормана – было «чревато». И хоть я не исключал перспективы стать очередной разменной пешкой, близость к Кальтенбруннеру была ключом к новым «банкам данных», недоступных мне ранее. И я рискнул.

– Неужели Борман был такой серьёзной фигурой, что его боялся даже всесильный рейхсфюрер СС?

Сталин, конечно, с уважением относился к приговору Нюрнбергского трибунала, определившего Бормана на виселицу, пусть и заочно, вместе с дотянувшими до неё вождями рейха. Но чувствовалось, что он не готов был уравнять секретаря фюрера в правах с «чиновной знатью».

И Семён Ильич немедленно вступился за «условно удавленного».

– Удивительно, товарищ Сталин, насколько этому человеку удалось завуалировать своё могущество тенью Гитлера! Вы говорите: «всесильный фюрер СС»… Нет, Иосиф Виссарионович, это Борман – всесильный. Поэтому надо «отдавать должное» не его смелости, а смелости Гиммлера, не побоявшегося регулярно «обмениваться братскими укусами» с партайгеноссе… Но Вы не огорчайтесь, товарищ Сталин.

Не огорчившийся и призывавший не огорчаться дружно рассмеялись: и призыв не огорчаться, и повод для огорчения были оригинальными. Как минимум, актуальными.

– Вы не одиноки в своём заблуждении: сами немцы заблуждались. В большинстве – и даже в массе. И не только обывателей, но и фюреров разного «калибра». Лишь «верхушка» рейха знала о том, кто такой Борман, чем он обладает и что держит.

– И чем же и что? – заинтересовался Хозяин. И интерес его был явно не научно-исследовательский: всё, что касалось механизма власти, немедленно пробуждало его любопытство. Объяснение – простое: механизм власти – это достояние не истории, а политики. Точнее: политиков. Потому, что у механизма власти нет «ретроспективного плана»: этот вопрос всегда актуален, а опыт непреходящ. Далеко и ходить не надо: Макиавелли, «Государь». «Вечно живое учение». Более «вечное» и более «живое», чем даже марксизм-ленинизм. Для посвящённых, конечно – а Сталин был, ещё, как посвящён…

– «Чем и что»? – позволил себе не только продублировать, но и усмехнуться Браилов. – «Чем» – реальной властью. «Что» – партию, кадры, и и главное, её деньги. Так сказать, «золото партии». Всего лишь секретарь фюрера – а выходит, не «всего лишь», а «целый»!

Будто вспомнив о забытых обязанностях, наступила пауза. Наступила как на сказанное, так и на возможное продолжение: вспомнив о режиме, Семён Ильич быстро взглянул на часы.

– Ого! Заболтались мы с Вами, товарищ Сталин! Пора заняться делом!

Хозяин огорчённо крякнул, и нехотя выбрался из шезлонга: процедурам он явно предпочитал завершение разговора. Понять его было можно: уже третий месяц вождь почти не занимался государственными делами. То есть, текущими вопросами он не занимался вообще, отдав это дело на откуп соратникам по Президиуму ЦК и Совету Министров. Решение вопросов стратегического порядка оставалось прерогативой Хозяина, но больше в теории. Да и дача – не Кремль, где Сталин не был уже несколько месяцев. Не тот символ. А этот разговор, пусть и в минимальной степени, возвращал ему статус политика. Действующего, а не находящегося на излечении, не говоря уже о пенсии.

– А кровеносные сосуды мы Вам поправим, товарищ Сталин, – поддержал и руку, и дух Хозяина Браилов. – И без операции, одними терапевтическими средствами!

Хозяин вздохнул уже менее трагично: какой-никакой, а мажор…

Браилов ошибся в своих оценках интереса Сталина к предмету разговора: Хозяин никогда и ничего не говорил «просто так». И очень скоро Семёну Ильичу пришлось убедиться в верности этого утверждения – равно как и в ошибочности своих взглядов «на предмет». И то, и другое случилось одновременно.

После одного из сеансов терапии, на которых Браилов посредством инъекций производил расширение просвета кровеносных сосудов и укрепление их стенок, пациент вдруг – и совершенно вне контекста общения – — поинтересовался тем, какой у него был чин в СС.

Браилов ответил чисто механически, не успев не только задуматься о причинах такого любопытства, но и оторваться от шприца.

– Оберштурмбанфюрер. Оберст-лейтенант «на деньги вермахта».

– То есть, подполковник?

– Так точно. Я получил это звание в июле сорок третьего, буквально за три дня до начала операции «Цитадель».

– А какую должность Вы занимали в Главном управлении имперской безопасности?

– Возглавлял один из подотделов в Шестом отделе.

Сталин медленно опустил закатанные рукава свитера.

– Уже в сорок третьем, в СС, где звания просто так не давали, Вы были подполковником. А дома, в пятьдесят третьем – всё ещё майор. Почему так?

Браилов почти равнодушно пожал плечами: вопрос давно перестал быть для него актуальным. Потому, что лечит, как известно, не только доктор, но и время. И среди его пациентов доктора – не исключение.

– Об этом лучше было бы спросить Лаврентия Палыча…

Словно не расслышав ответа, Сталин продолжил уже, как бы про себя и для себя:

– По Вашим летам, стажу и заслугам Вам давно уже пора быть генерал-лейтенантом.