Станислав Радкевич - мечтатель_солдат_бунтарь. Головоломка

– Сколько?

Могила назвал цифру.

– Нич-ч-чё се…

– Но ведь покрытие – все города-миллионники, – давил Могила. – По пять собраний в районе – сам посчитай!

– Окоемову предлагал?

– Нет пока. – Суперполевик по-шамански пошевеливал ладошами над бутылкой текилы. – Но если ты скажешь «надо»…

«…здесь образуется десять текил», – подумал Вятр. А вслух сказал:

– Я подумаю.

Из закулисья украдкой вернулся человек-мышь.

– Не по душе мне, Лапкин, эти твои пирóги , – мрачно констатировал Могила. – Не нравятся мне вон те голубые. И вот эти розовые…

Двинули в «Гульбарий» на Петровке. Над Столешниками болтался пластмассовый китайский месяц.

Человек-мышь, в шестнадцатый раз извинившись, пошел до ветру в аэродинамическую подворотню и исчез. Его еще можно было бы нагнать и как-нибудь вернуть в сюжет, но Могила отговорил Вятра.

– Полночь на дворе, – мотивировал полевик. – Лапкин в это время всегда превращается…

– В кого? – не сразу сообразил Вятр.

Могила не ответил. Вместо этого они долго ржали на всю Петровку.

«Гульбарий» как родных принял двух нарезавшихся обормотов с портретом дожа кисти Леонардо.

Народу в подвале, даром что за полночь, гульбарилось невпроворот. Вполуха слушали – не слушали хрип очередного Высоцкого со сцены, тупо набивали брюхи винегретом, ершили пиво. Сомнительные байкеры (ни одного байка у входа в «Гульбарий» Олег не заметил) задиристо цеплялись языками с бригадой славянских гастарбайтеров. Один мотя храпел, пропившись до подштанников.

– Народ против президента Иванова, – мощно обобщил Могила.

– От… – Вятр икнул, – откуда… вывод?

– Это не вы-вод, – раздельно, чтобы не сбиться, пояснил суперполевик. – Это – те-хно-логия.

– Хренология, – согласился Олег. – Вздрогнем?

Вздрогнули.

– Итак, – вскинулся Вятр.

– Вот… – Могила долго пытался сосредоточиться. – Какая-нибудь Марья Иванна… берет и резко – реально резко – выступает в газетах против Иванова. Обвинения – полная х… ня. Но «а» – народ всему этому верит и «б» – президентские юристы подают на старушку в суд.

– И это начало конца.

– Да. Царь катит на убогую. А это в глазах русского человека – бо-о-ольшой грех… Стоп! Так ты эту феньку знаешь? – Могила с подозрением посмотрел на Вятра.

– Не, рассказывай.

– Вот. Что-то в месседже Марьи Иванны оказывается правдой, чему есть свидетели. Они обвиняют кремлевских юристов в отмазке президента.

– Образуется снежный ком.

– Да. Чем больше президентские гнобят блаженную, тем больше народу за нее вступается. Где-то мы проводим даже флешмоб в ее поддержку. Или пикеты. И так возникает эффект «народ против президента Иванова»…

– Вот у этих портрет? – Над технологами нависал ложный байкер, оказавшийся при ближайшем рассмотрении скинхедом. За ним капала слюной кожаная массовка.

– У вас откуда картина? – обратился он к технологам. – Она ваще у вас зачем?

– А ты кто? – ответно поинтересовался Могила.

– Да меня тут все знают… – смешался фашистоид.

– Вот всем мóзги и е…и.

Скин неосторожно пошевелился. Могила лишь слегка выдвинул руку, словно ловил комара, – и пара подкованных «Мартинсов», сперва синхронно взмыв к потолку, разлетелась по углам трактира. Высоцкий смолк.

Немая сцена готова была выродить big bang 28 28 «Большой взрыв» (англ.). Согласно теории Большого взрыва, начало Вселенной положил Большой взрыв. О том, что было до Большого взрыва, теория ничего не говорит. . Но, видно, за фалангистами был пригляд в «Гульбарии». Не успели они развернуться в боевой порядок, как уж их облепили: местные охранники, деды-шестидесятники, дотоле мирно обсуждавшие физику-лирику за столиком, белорусы-гастарбайтеры, кто-то еще. И еще кто-то.

Под шумок Могила поднялся из-за стола и, когда поблизости случился один фашистик, двинул ему по голове портретом президента России. Бритая голова пронзила картон, боец обалдел, и его споро скрутила общественность.

– Вы, мужчины, лучше шли бы отсюдова, – с сомнением трогая подбитый глаз, советовал технологам половой. – Не ровен час, наци вернутся с подмогой – вам это надо?

– А бутылку водки продадите? – поинтересовался Вятр, облизывая сбитые костяшки на руке.

– С наценкой-с, – сходу нашелся малый.

– Натурально.

– Отчего ж не продать? Извольте приготовить ассигнации-с. Я выведу вас черным ходом.

Из черного хода, держась друг за друга, Могила с Вятром проковыляли в проходной двор. Сутулый месяц дискретно посылал импульсы света ко дну колодца. Здесь помещалось лишь несколько деревьев, в беспорядке растыканных по сугробам, да пара скамеек с переломанными хребтами.

– Христос среди нас! – с сусальным пафосом провозгласил Могила.

– Рождество, что ль? – по обыкновению запутался Вятр. – Не то Крещенье?

Тут со стороны улицы, как битое стекло под ногами, заскрипел снег.

– Чё такое? – искренне удивился Могила.

Во дворик вошли фашистоиды. Демонстративно они трясли перед собой прорванной парсуной президента, но особого желания биться не выказывали. Лишь шарфюрер рвался в бой.

– Да мы, да ты… – понес он несуразицу.

Могила, кряхтя, поднял над головой урну и метнул ее в фашистоидов. Те с готовностью разбежались, бросив спорную фототипию. Последним, бессильно матерясь, уполз шарфюрер на четвереньках.

– Вот как-то так, – подытожил Могила.

Дебелая луна болталась в бутылке, как голубой карбункул.

Олег откинул дверцу перетопленной «Бреры» и с наслаждением поставил дымящуюся туфлю на хрусткий снег. Майя куталась в куцую чернобурку.

– «Юный месяц катит к полуночи: час монахов и зорких птиц…» 29 29 Здесь Майя вновь цитирует Марину. И вновь у Цветаевой жестче: Юный месяц идет к полуночи: Час монахов и зорких птиц, Заговорщиков час и юношей, Час любовников и убийц. И т. д. См.: М. Цветаева. Спят трещотки и псы соседовы…

– Добрый вечер! – со смыслом заухмылялась-зашаркала консьержка, похожая на мультяшную фрекен Бок.

– Какая… – недоумевала Майя в лифте.

– А люди вообще-то какие? Такие ? Не такие ? – Вятр пожал плечами. – Вот толстый китаец в ресторане. С которым ты танцевала. Он какой?

– Во-первых, не китаец… Монгол.

– Ну?

– Я ему: ваша стена – о-го-го! А он: она не наша, а ихняя…

– Так вот он – какой?

– Оч смешной… Как коснется меня животиком – обязательно скажет: «Excuse me». Раз десять так…

Посреди Олеговой студии, словно Сатурн в кольце космической мелочевки, светился голубым и розовым мегааквариум. Майя тихонько постучала пальцем по стеклу – ихтиология отклонила контакт.

– Мы сегодня все время про кого-то… Зачем?

– Ну пусть не про «кого-то». Тогда про кого?