Слава Соло - Туда, где ты

– Но ведь так было бы проще. – непонимающе произношу я.

– Проще, разумеется, но не правильно. Когда я открою ещё несколько пекарен в городе..

– У Вас есть это в планах?

– О, да, проекты уже на стадии реализации, поэтому у короля нет ни единого шанса не услышать обо мне. – смеётся он.

– Вы хотите, чтобы он пожаловал Вам дворянский титул?

Джозеф молчит какое-то время, внимательно глядя на меня.

– Никогда не хотел, по правде говоря, но теперь, видимо, он просто мне необходим.

Очередной кренделёк встаёт у меня в горле, рискуя там и остаться, с такой надеждой я вдруг начинаю осознавать своё будущее.

Если ему пожалуют дворянский титул, то мы сможем быть вместе не наперекор всему, а по их правилам. Даже маменька, возможно, сможет принять Джозефа. Со временем.

– Вчера я сам вызвался принести Вам выпечку, – признаётся он, – отправил мальчика посыльного в другое место и пришёл в Ваш дом, надеясь застать Вас. Я знал, что Моник де Жарр живёт в этом доме и подозревал, что Вы либо её сестра, либо хозяйка дома. Надеялся я, конечно, на первый вариант, но в жизни никогда не бывает просто, не так ли?

Мне хочется сказать ему, что я уже всё решила, что для не вижу никаких преград, но молчу. Молчу потому, что знаю, что готова следовать за ним куда угодно, но вот готов ли он? Как бы больно мне не было, я не могу сделать за него такой выбор, он сам должен определиться, нужно ли ему идти на весь этот риск и попирать устои общества.

Мои лучшие надежды оправдались. Нет, не так. Худшие опасения моей матери сбылись.

За две недели, во время которых я жила от встречи к встрече с Джозефом, я поняла, что окончательно и бесповоротно в него влюбилась. Он оказался лучше самых смелых моих надежд, лучше чем все герои из запрещенных приличным девушкам книг о любви.

Джозеф Вьен помогал малоимущим семьям, отдавал бесплатно оставшуюся выпечку бездомным, которые по вечерам собирались возле «Дюсер», благодаря его и произнося молитвы. Он точно знал, чего хочет от жизни и наслаждался каждым прожитым днём, не оглядываясь в прошлое и не заглядывая в будущее.

Я помогала ему, чувствуя себя рядом с ним на своём месте.

Когда девушка смотрит на мужчину, она неосознанно представляет себя частью его жизни. Если картинка ей нравится, то мужчина становится интересен, если же нет, то, сколь бы хорош он не был, попадает в немилость и забывается.

Мне совсем не нравилась наша история с Астором в моей голове, и я отчаянно хотела стать частью жизни Джозефа.

Я понимала всё то, от чего мне предстояло отказаться рядом с ним, но это меркло в сравнении с тем, что я могла обрести.

Мы были очень осторожны, встречаясь только на заднем дворе его кондитерской, где были надёжно укрыты каменными стенами с горшками цветов от посторонних взглядов.

Здесь, в нашем маленьком мирке, Джозеф брал мою руку в свою, и я таяла от этих прикосновений, слушая истории из его детства и юности, часто роняя слёзы над тем, как обходилась с ним судьба. Там были и голод и грань нищеты, но он проводил рукой по моей щеке, стирая солёную воду, говоря, что ни о чем не жалеет. Всё это привело его туда, где он находится сейчас. А именно – сюда, в Париж, ко мне.

Сначала я выбиралась к нему лишь на пару часов, чтобы не вызывать подозрений слуг и сестры.

Моник как могла прикрывала мои отсутствия. Вначале она надеялась, что это просто блажь, иллюзия в которую я попала, но с течением времени начала понимать, что это серьёзно, слушая мои восхищенные речи шёпотом в спальне перед сном.

Мне так хотелось поделиться своим счастьем со всеми вокруг, что, наверное, мой вид выдавал меня сильнее всего. Глаза, светящиеся любовью и тайной, которую знали только мы втроем.

Потеряв бдительность, я задерживалась с Джозефом чаще, и Моник встречала меня дома с бледным лицом и бескровными губами. Её заботило, что всё это могло раскрыться даже сильнее чем меня.

Наверное мы совсем потеряли голову, потому что в канун бала в Версале я попросила Джозефа прогуляться с мной в парке.

– Прогулка? – хмурится он. – Но, Клеменс, Вы же понимаете..

Да, я знаю, что он хочет сказать. Таким, как я, запрещено общаться с подобными Вьену.

– Меня не волнует это, Джозеф, я хочу пройтись с Вами по улицам города, улыбаться прохожим и наплевать, кто что подумает.

Он ненадолго задумывается, прежде чем произнести:

– Нет, Клеменс, я не могу. Дело не в Вас, дело во мне. Подумайте сами, что подумают Ваши знакомые, если увидят нас вместе. – добавляет он, видя моё расстроенное лицо.

– Меня не волнует их мнение, – горячо возражаю я, – Вы самый замечательный человек из всех, кого я знаю и самый достойный. Я не хочу больше прятаться!

Моя речь вызывает у него грустную улыбку, впрочем, он тут же начинает хмуриться, что-то обдумывая, а я с замиранием сердца жду его вердикта.

– Хорошо. – вдруг произносит он.

– Хорошо?

– Леди де Леви-Винтадур, не согласитесь ли Вы оказать мне честь сопровождать Вас на прогулке в городской парк?

Я взвизгиваю и бросаюсь ему на шею, от чего он ошарашенно смотрит на меня, но затем я чувствую его неуверенные руки на своей спине, перерастающие в нежное объятие.

**

– Расслабьтесь, умоляю Вас!

Я что-то рассказываю, но Джозеф витает мыслями далеко отсюда.

– Простите меня, Клеменс.

Обреченно выдыхаю, понимая, что мне не удастся просто идти рядом с ним, чувствуя, как соприкасаются наши руки и плечи. Просто наслаждаться пением птиц и весной, потихоньку превращающейся в солнечное лето.

– Что происходит?

– Завтрашний бал, о котором Вы говорили. Что именно Ваша мать попросила Вас сделать?

Я рассказала ему. Рассказала обо всём, не желая, чтобы между нами были какие-то секреты. Об Асторе и том, что произошло в ту ночь. Джозеф крепко сжимал челюсти и несколько раз вскакивал со своего места, бормоча проклятия, а я пыталась заверить его, что подобного больше никогда не повторится. Нам не нужны были проблемы сейчас, каким бы праведным гневом не пылал Вьен, на мне тоже висела часть ответственности за ту ситуацию.

– Не беспокойтесь об этом, я всё улажу. Завтра ничего не произойдёт, я откажу Астору и он продолжить слать мне подарки, но вот ещё через две недели..

Я замолкаю, понимая, что спустя ещё две недели мне придётся дать ему согласие по договору с матерью. А делать я этого не хочу и не могу. Мы с Джозефом никогда не говорили о том, что будет «потом». Услышав про мою сделку он лишь угрюмо молчал и легко кивал головой, но никак не прокомментировал сказанное.

– Я не могу не беспокоиться, Клеменс. Потому что Вы мне дороги, и я не могу Вас потерять.

Я впервые вижу как его непроницаемая жизнерадостность даёт трещину, обнажая боль и смятение. Только сейчас я понимаю, что не одна каждую ночь прокручиваю любые возможности и исходы в своей голове, пытаясь найти хоть одну лазейку, чтобы быть рядом с ним, не предав все устои общества.