Сергей Соболев - Скриптер

— То есть, спрятаться там решительно негде?

— Именно так, Михаил Андреевич. Да и зачем бы мне это понадобилось? Это ведь не детская игра в «прятки»… Спецоперация, да еще в столь опасных условиях, не место для игр!

— Согласно рапортов вашего командира и руководителя этой локальной КТО, [88] КТО — контртеррористическая операция. копии которых были направлены куратором в известный вам Спецотдел, вы, Валерий Викторович, не могли объяснить, что именно произошло с вами в тот день…

— Да, это так.

— Вы также не смогли объяснить, как могло случиться, что вы в течение примерно двадцати четырех часов находились вблизи от своих товарищей, которые вдобавок разыскивали вас же, но никак себя не обозначили, не вышли к ним, не подавали никаких сигналов… Хотя портативная УКВ рация марки «моторола», когда ее проверили, оказалась исправной.

— Я ничего не скрывал. На тот момент, когда меня опрашивали, я действительно не понимал, что со мной произошло. И не мог объяснить — самому себе, прежде всего! — как такое вообще могло случиться.

— Значит… вас не было примерно сутки?

— Так точно. Ровно сутки я отсутствовал … если так можно выразиться.

— А дальнейшее вас разве не удивило? — пристально глядя на него, спросил Авакумов. — То, в каком направлении потом развивалась для вас ситуация?

— В какой-то степени… да, удивило, — задумчиво произнес Сотник. — Вечером двадцать восьмого во временный лагерь близ Баксана за мной прилетела вертушка. Доставили в Нальчик… прямиком в аэропорт. Там меня передали мужикам в штатском… Про которых я подумал, что это «особисты» и что мне будут шить какую-то серьезную статью.

— Теперь я уже могу сказать, что это были наши люди… сотрудники Спецотдела.

— Ну… я-то этого не знал в ту пору, — Сотник криво усмехнулся. — Как и не знал про существование самого этого подразделения… На рассвете вылетели на «семьдесят шестом», присланном из Москвы, как я понимаю… Сели в Чкаловске. Оттуда меня повезли на какой-то загородный объект, где меня вначале осмотрел доктор…

— А затем с вами встретились наши кадровики, а также полковник Левашов?..

В кабинет без стука вошел сотрудник в штатском. В правой руке у него небольшой плоский чемоданчик, от которого ответвляется шнур, соединенный с обычной телефонной трубкой, которую он держит в другой руке.

— Вас к телефону, Михаил Андреевич… Щербаков!

Авакумов поднялся со стула.

— Пойдемте в другую комнату, — сказал он сотруднику. — А вы, товарищ Сотник, — бросил Авакумов уже от двери, — постарайтесь все же вспомнить, где вы провели сутки с двадцать седьмого на двадцать восьмое апреля, и чем вы там , в том месте, занимались.

Михаил Андреевич вернулся нескоро; прошло около часа прежде, чем он вернулся в то помещение, где оставил Сотника наедине с его мыслями.

— Присаживайтесь, Валерий Викторович, — сказал он вскочившему на ноги сотруднику. — Ну что, вспомнили ?

— Боюсь, что мой рассказ покажется вам…довольно странным.

— А вы не бойтесь, — Авакумов усмехнулся. — Мы-то с вами знаем, что правда зачастую выглядит совершенно неправдоподобно… Вам этой ночью приснился сон…

— Да, верно… как раз о том, где я провел то время, те двадцать четыре часа, о которых первоначально не мог вспомнить решительно ничего.

— Итак?..

— Сначала небольшое предисловие. Я приказал группе разведать короткую боковую штольню. Помнится, я посветил светомаскировочным… подсиненным фонарем на стену… чтобы убедиться, что там нет лаза, что нет никакого прохода, что это — тупиковая стена. И вдруг… И вдруг столкнулся с необычным явлением! Ну, или оптическим эффектом… Стена, на которую я светил, была, во-первых, очень ровной, гладкой… Во-вторых, она сделалась абсолютно черной… Но, в то же время, как мне показалось, луч включенного мною фонаря прошел сквозь саму эту стену, и даже прошел сквозь скальную толщу.

— И что же произошло дальше?

— Я вытянул руку, чтобы проверить, не мерещится ли мне, не является ли то, что я вижу, оптическим обманом. Затем, когда моя рука не встретила никакого сопротивления, я шагнул… туда , в это открывшееся передо мною пространство.

Сотник некоторое время молчал, собираясь с мыслями. Налил из графина в стакан воды, осушил его крупными глотками. Затем, глядя не на Авакумова, а чуть в сторону — словно хотел заново увидеть там то, о чем собирается поведать — продолжил свой рассказ.

— Я ощутил сильный толчок. Какая-то сила опрокинула меня… В первые мгновения я было подумал, что нарвался на растяжку, которую там установили боевики. Состояние было шоковое; просквозила мысль, что сработала граната, или же подорвалось СВУ… И вот я уже лечу, образно выражаясь, кверху тормашками… прямиком на тот свет!

— Но потом поняли, что это не так? Потом все ж осознали, что с вами происходит нечто необычное, нечто из ряда вон?

— Да… но не сразу. Упал я не как тренированный человек, не на бок, а завалился на спину… Знаете, — Сотник задумчиво улыбнулся, — я ощутил себя совершенно беспомощным… Не мог пошевелить ни рукой, ни ногой! Я также не способен был издать ни единого звука… к примеру, не мог позвать на помощь.

— Иными словами, вы оказались между небом и землей?

— Очень точное сравнение! Я как бы завис над земной твердью — лицом к небу и совсем близко к поверхности…

— Опишите местность… Своими словами, так, как вам она приснилась уже в этом вашем повторном сне.

— Это была речная долина, зажатая между двух горных гряд, — взгляд Сотника стал отстраненным. — Удивительное место… ничего красивее, и в то же время, необычнее этой долины с альпийскими лугами я в своей жизни не видел…

Они проговорили еще около получаса. Авакумов, закругляя разговор, вдруг поинтересовался:

— Вы в одном из докладов указали, что понимали, о чем вам кричал тот субъект, с которым вы имели уже несколько стычек кряду… Хотя и не знали, на каком именно наречии он с вами пытался… общаться, запугивая вас, назовем это так.

— Ахмед?

— Да, именно о нем речь.

— Так точно, указывал.

— Еще вы указали, что язык, на котором он бранился, не походит ни на один из языков Кавказа…

— Я не лингвист и не этнограф… И все же, как звучат языки основных кавказских народностей от нохчо до черкесов и аланов я знаю… Слышал своими ушам во время командировок.

— Я сейчас назову вам несколько слов. А вы попытайтесь перевести их максимально точно на русский… Готовы?

— Я готов.

— Busti-rapus!..

— Кладбищенский вор!.. — без запинки ответил Сотник.

— Pabulum, i Acheruntis!..

— Пища ада… То есть, некто, заслуживающий казни.

— Abi dierecte!.. di te eradicent!

— Да истребят тебя боги!.. Так говорят о тех, кому суждено быть повешенным.