Георгий Турьянский - Марки. Филателистическая повесть. Книга 2

Лицо Май-Маевского покрылось крупными каплями.

— Это была наша ошибка. Мы дорого заплатили за своё головотяпство. Поплатились свободой на долгие годы.

— А чем же вы ещё должны были поплатиться? — возмутился Попов. — Или поплатиться должны были своей жизнью другие?

Разговор Май-Маевскому не просто не нравился. Глаза под стёклами забегали. Я чувствовал, что не будь генерал вынужден здесь сидеть, он, не медля ни секунды, отправился бы восвояси, прихватив с собой по военной привычке недоеденную утку. Но огромным усилием воли он сдержал приступ бешенства. Цербер, вилявший всё время хвостом, насторожился.

— Меня выбросили на последнюю страница альбома, — снова продолжал рассказ генерал. Он произносил слова медленно, делая длинные паузы, — Австралия, жара, как в аду. Я унижен, выброшен вон, оплёван, лишен родины, друзей и денег. Пустыни и кенгуру на каждой марке. Если вы один на странице с какими-нибудь орлами-попугаями и у вас нет календаря? Только попытаешься бежать с проклятого острова — эти мерзкие твари то ботинки у тебя стащат, то, извините за выражение, пенсне унесут-с.

— Что же. Бывший первым пусть станет последним, — усмехнулся Попов. — Хороший девиз для вашей марки. Не правда ли? Надеюсь, пребывание вдали на курортах Австралии принесло не одни лишь горькие плоды.

— Я более не намерен терпеть ваши насмешки, — побагровел Май-Маевский.

Его кулак сжал салфетку. Я замер в испуге. Ах, зачем мне пришло в голову притащить этого человека сюда? Ведь я знал, что Попов не пустил бы его и на порог дома.

— Тогда трапеза окончена, милости прошу, — и мой учёный друг встал и указал на дверь.

Май-Маевский готов был взорваться от гнева, но он молчал и сопел. Потом подавил в себе кипевшие страсти.

— Я пришёл сюда не по своей воле. К вам пришёл человек просить помощи в деле, куда оказался замешан. Пришёл просить не за себя-с.

— Сделайте честь, объяснитесь, — откинулся на спинку стула великий инженер. — И оставьте ваш солдафонский тон. Здесь сидят люди мирные.

— Диспозиция моя проигрышная, — согласился Май-Маевский, и начал свою историю. — Судьба была к нам неблагосклонна: кого-то забросило на страницу дубликатов, двое сидели на странице с гербовыми марками, ни одной живой души вокруг. Главное, после того судебного процесса, что состоялся над нами, ну, из-за попытки подрыва мавзолея… с нами никто не хотел разговаривать. Так что Австралия — ещё не самое последнее место. И вот, в один прекрасный день мои злоключения закончились. Вдруг нежданно-негаданно объявляется Пинцет. Как птица с неба. И в одну секунду — свобода, мы снова вместе. Пинцет перенёс меня на старое место в альбоме, в старый окоп, так сказать. Я снова оказался окружён моими друзьями. Как и я, они многое пережили и многое поняли за эти годы. Не знаю, как выразить, что случилось со всеми нами. Снова дома! Мы, словно малые дети, обнимаемся, плачем. Деникин упал на землю. Целует её. Россия, говорит, мать родная. Показывает Георгиевские кресты: «Все сохранил!» Ну, и конечно, мы решились держаться вместе.

— Воссоздать банду! — подытожил Попов.

Май-Маевский снова начал терять терпение, лицо его покрылось пятнами, глаза под пенсне слились в две щёлочки. Он налил себе полный стакан коньяку и выпил. Потянулся за вторым, но передумал. Потом не удержался и передумал ещё раз.

— Не банду, так вы изволили выразиться, а быть вместе, как полагается боевым товарищам. Читать вместе газеты, думать, обсуждать, коим образом спасти Россию в теперешних условиях.

— Что же вы придумали?

— Мы собираемся каждую пятницу у Махмуда Эйвазова.

— Кто это?

— Махмуд Эйвазов — дед-долгожитель с советской марки. Место хорошее, горы и от любопытных глаз подальше. Эйвазов предоставил свою марку в наше распоряжение… Там у него только внучка, посторонних нет. Ещё с нами Чан Кай Шек.

— Кто? — не понял Попов.

— Китаёза косоглазый, — Май-Маевский развёл пальцами глаза в стороны и сделался похож на толстого китайца.

— Чан Кай Ши? Откуда он?

— От верблюда, — бесцеремонно ответил генерал. — Так вот, мы решили, настала пора действовать. Наша новая организация названа «Возрождённая Россия» Для начала решили поймать ночью рабочего или праздношатающуюся колхозницу и навести на них шороху.

— Принялись за старое, стало быть, — промолвил мой друг.

— Припугнуть, не более, — занервничал Май— Маевский. — Вылазка боем, психическая атака.

— Дальше, — Попов внимательно слушал. Его пальцы хрустнули, а в лице, холодно-равнодушном лице не дронул ни один мускул.

— Дальше надо было тянуть жребий, кто пойдёт на задание. Первому выпало идти Колчаку Александру Васильевичу. Он человек дела. Назначили день. Чан Кай Шек распланировал.

— Вы уверены, что это Чан Кай Ши? — снова спросил профессор.

— Да-да, — кивнул генерал, — А через неделю — ни Колчака, ни колхозницы. И никаких следов.

— Хм. Интересно, — принялся тереть переносицу мой друг. — Вы можете вспомнить, день и час, когда это произошло? Это может оказаться крайне важно.

— Разумеется. Примерно дней пять назад. Если вы мне дадите календарь, я скажу точно. Мы собираемся по пятницам, стало быть, я скажу вам и день, и число.

— Прекрасно, — кивнул Попов. — Давайте дальше.

— Колчак ушёл, — мямлил Май-Маевский.

— И пропал вместе с колхозницей, понятно.

Непонятно. Колхозница вроде жива-здорова. От Колчака ни слуху, ни духу, а он не той породы, чтобы так просто… — наклонил голову Владимир Зенонович, расстёгивая китель. — Жарко тут. Нет у вас выпить? Пошёл и, как говорится, в воду канул. Сволочи, прошу прощения, колхозники. А следующая очередь — моя.

— Вы испугались?

— Я человек военный и никогда не боюсь, — почти выкрикнул генерал и дрожащими руками взялся за стакан.

— Нет ли у вас в организации женщин? — спросил я генерала. — На мой взгляд, если искать предателя, то среди этого говорливого народа.

Но Владимир Зенонович покачал головою.

— Нянек нам не надобно. Обходимся без баб-с.

В кабинете царило молчание. Стучали ходики. Я смотрел на лицо профессора. Оно выглядело хмурым.

— Вы хотите, чтобы я взялся разыскать пропавших? — спросил Попов.

— У меня нет ни идей, ни зацепок, где искать. Отказаться — значит предстать трусом. Что для меня неприемлемо. Пойти в полицию — нас снова упекут на десятилетия. Ещё и предателем останусь. Если идти… тут явная ловушка.

— Ничем не могу вам помочь, — поднялся Попов с кресла. — Мой вам совет: отправляйтесь-ка, пока не поздно, с повинной к властям.

Май-Маевский встал и подошёл ко мне. Он церемонно, с поклоном пожал мою руку своей мокрой ладонью.

— Я, признаться, не очень рассчитывал на вашу поддержку. Подумал использовать последний шанс. Ход конём, так сказать.