Амброз Бирс - Словарь Сатаны (сборник)

Однако для своего возраста Джо совсем не был глуп; холод и голод гнали его вперед, и он побрел косолапя, на полусогнутых ногах к одному из домов на улице, где было тепло и светло. Но его разумная попытка не удалась: большая собака на цепи подвергла сомнению его право войти внутрь. Страшно перепуганный малыш решил (и не без оснований), что жестокость снаружи предполагает не меньшую жестокость внутри, и заковылял прочь от домов. Справа от Джо простирались серые мокрые поля, слева — те же серые поля, дождь слепил глаза, и наступавшая туманная, темная ночь вывела его на дорогу, ведущую в Гринтон. Точнее сказать, ведущую в Гринтон тех, кому посчастливится миновать кладбище Оук-Хилл. А каждый год многим это не удается.

Джо не удалось.

Его нашли на следующее утро — мокрого, холодного, но уже не голодного. Наверное, он вошел в кладбищенские ворота, надеясь, что дорога приведет к дому, где не будет собаки, и брел, спотыкаясь и падая на могилы, пока не устал и не сдался. Малыш лежал на боку, положив под грязную щеку грязную ладошку, другую руку он, чтобы как-то согреть ее, засунул под лохмотья; а вторая щечка, отмытая дождем, сияла чистотой, словно ее поцеловал посланный Богом ангел. Впоследствии вспомнили — в первое время никто не обратил на это внимания, так как тело малыша тогда еще не опознали, — что он лежал на могиле Хетти Парлоу. Однако могила не раскрылась, чтобы принять его. Не нам судить, но лучше бы случилось иначе.

Летом 1874 года я находился в Ливерпуле, куда поехал по делам нью-йоркского торгового дома «Бронсон и Джаррет». Я — Уильям Джаррет, мой партнер — Зенас Бронсон. В прошлом году наша фирма обанкротилась, и Зенас, не в силах перенести резкий переход от богатства к бедности, скончался.

Закончив дела и осознав, что справился с утомительной миссией, я решил, что длительное морское путешествие пойдет мне на пользу, и потому, отказавшись от мысли вернуться домой на одном из превосходных пассажирских лайнеров, забронировал билет на парусник «Морроу» и перевез на него купленные мною в изрядном количестве ценные товары. На «Морроу», английском корабле, было мало кают для пассажиров, и, кроме меня, на нем плыла только молодая женщина со служанкой, пожилой негритянкой. Меня удивило, что у путешествующей англичанки такое сопровождение, но потом она объяснила, что женщина перешла в ее семью после того, как ее хозяева, супруги из Южной Каролины, гостившие в их доме в Девоншире, умерли в один день; это событие, само по себе чрезвычайное, и так отложилось бы в моей памяти, даже если б в нашем разговоре не всплыло имя гостившего мужчины — Уильяма Джаррета, полного моего тезки. Я знал, что какие-то наши дальние родственники живут в Южной Каролине, но ничего о них не знал.

15 июня «Морроу» вышел из устья Мерси, и в течение нескольких недель мы плыли под чистым небом, овеваемые легким бризом. Наш капитан — отличный моряк, но в остальном человек вполне заурядный — не обременял нас своим обществом, мы виделись только за столом, и потому я сдружился с молодой женщиной, которую звали Джанет Харфорд. Откровенно говоря, мы были почти все время вместе, и, будучи рефлектирующим человеком, я часто пытался проанализировать и определить то новое чувство, какое она во мне вызывала, — необъяснимое, неуловимое, но властное притяжение, заставлявшее меня постоянно ее искать, — но у меня ничего не получалось. Я мог с определенностью сказать только то, что оно не было любовью. Убедив себя в этом, я, не сомневаясь в ее искренности, однажды вечером, когда мы сидели на палубе (помнится, это было 3 июля), спросил у нее со смехом, не поможет ли она разрешить мои психологические сомнения.

Какое-то время она молчала, глядя в сторону, и я уже начал думать, что своим вопросом проявил грубость и неделикатность, а потом серьезно посмотрела мне в глаза. И в то же мгновение моим сознанием овладела самая странная иллюзия, какая только может посетить человека. Казалось, она смотрит не глазами, а чем-то, что находится неизмеримо дальше за ними; и множество других людей — мужчин, женщин и детей, на лицах которых я улавливал странно знакомые, быстро тающие выражения, теснились за ней, нетерпеливо стремясь раньше других взглянуть на меня через открытую сферу. Корабль, океан, небо — исчезло все. Существовали только фигуры из этой необыкновенной, фантастичной картины. Затем внезапно я погрузился в темноту, а потом так же внезапно вынырнул из нее и мало-помалу (как глаза привыкают к смене света) стал различать прежнее окружение — палубу, мачту, канаты. Мисс Харфорд, очевидно, спала, она закрыла глаза и откинулась в кресле; открытая книга, которую она читала, лежала на ее коленях. Это было редкое и любопытное сочинение «Размышления Деннекера»; не знаю, что побудило меня взглянуть на начало страницы, на этом месте лежал указательный палец девушки: «Каждому дано на какой-то момент выходить из тела; и как струя, стекая, сливается с большей, так и родственные души, пересекаясь, соединяются, в то время как их тела продолжают двигаться своим путем, ничего об этом не зная».

Мисс Харфорд вздрогнула и проснулась; солнце опустилось за горизонт, но холодно не было. Ни ветерка, ни облаков, однако и звезды не показывались. На палубе раздался торопливый топот; вызванный снизу капитан присоединился к первому помощнику, который стоял, глядя на барометр. «О боже!» — услышал я его возглас.

Через час я уже не видел в темноте и захлестывающих палубу волнах фигуру Джанет Харфорд, тонущий корабль затянул нас в водоворот, и я потерял сознание, ухватившись за корабельные снасти.

Очнулся я от яркого света лампы. Я лежал на койке в обычной каюте океанского лайнера. Напротив, на диване, сидел мужчина, полураздетый, готовый ко сну, и читал книгу. В нем я узнал моего друга Гордона Дойла, которого встретил в Ливерпуле в день своего отъезда; он тоже готовился к отплытию на пароходе «Город Прага» и предлагал присоединиться к нему.

Немного повременив, я произнес его имя. Он спокойно отозвался — «что?» — и перевернул страницу, не отрывая глаз от книги.

— Дойл, — повторил я, — а ее спасли?

Он наконец соблаговолил взглянуть на меня и снисходительно улыбнулся. Друг явно считал, что я еще не вполне проснулся.

— Ее? О ком ты говоришь?

— О Джанет Харфорд.

Снисходительная улыбка сменилась на его лице изумлением; он пристально смотрел на меня, ничего не говоря.

— Ты мне все расскажешь потом, — продолжал я. — Конечно, расскажешь. — Через мгновение я спросил: — На каком я пароходе?

Дойл по-прежнему не сводил с меня глаз.

— На пароходе «Город Прага», уже три недели плывущем из Ливерпуля в Нью-Йорк со сломанным шпилем. Главный пассажир — мистер Гордон Дойл; с ним безумец, мистер Уильям Джаррет. Два знаменитых путешественника сели на пароход вместе, но вскоре они расстанутся, так как первый решительно намерен вышвырнуть второго за борт.